Я щелкаю зажигалкой, подношу сигарету к губам и делаю глубокий вдох.

Резкий запах и жжение мгновенно поражают мои легкие, отчего в груди становится тесно, и я кашляю. Упрямо затягиваюсь еще раз, как раз, когда слышу, как за мной открывается дверь.

— Какого черта ты делаешь? — Быстрый, как змея, Иван выхватывает сигарету из моих пальцев, бросает ее на бетон и тушит. — Это дерьмовая привычка — начинать…

— Не говори мне, что, черт возьми, делать! — Часть той злости, которую я подавляла, выплескивается наружу, такая же едкая, как дым, все еще в моих легких. Я собираюсь протиснуться мимо него и вернуться в номер отеля, но Иван сдвигается, блокируя меня, когда он прижимает обе руки к стене по обе стороны от моей головы, его большое тело нависает надо мной. Мое сердце колотится, мою кожу покалывает, когда Иван смотрит на меня сверху вниз, его темно-синие глаза ловят мои с обещанием. Обещанием закончить то, что он начал всего несколько минут назад, в ванной.

Его взгляд удерживает меня, и я чувствую, как застываю, как олень, попавший в свет фар. И затем, прежде чем я успеваю подумать или пошевелиться, он бросается ко мне так же быстро, как выбил сигарету из моей руки, и его губы накрывают мои.

Поцелуй грубый, требовательный, жесткий. Его рот прижимается к моему, его язык скользит по моей нижней губе, вдавливается в мой рот, когда он стонет. Он прерывает его на кратчайший момент, останавливаясь почти так же быстро, как и начал, в его темных глазах пылает ненасытный голод, когда он смотрит на меня сверху вниз.

— Ты на вкус как я, — рычит он, а затем снова целует меня.

Каждая часть моего тела хочет поддаться. Он прижимается ко мне, горячий и голодный, и я чувствую, как на мгновение выгибаюсь в нем, желая этого. Я знаю, как хорошо он может заставить меня чувствовать, что он может сделать со мной, и я чувствую себя особенно восприимчивой к этому сегодня вечером. Стресс, потрясения моей жизни, перемены, которые продолжают сильно и быстро меня обрушивать, — все это заставляет меня чувствовать, будто я нахожусь на краю пропасти, и ощущение горячего, твердого тела Ивана напротив моего заставляет меня хотеть спрыгнуть с нее, даже если я знаю, что потом мне придется ползти обратно.

— Шарлотта… — Он стонет мое имя мне в губы сквозь поцелуй, и я чувствую, как оно вибрирует на моей коже. Его бедра прижимаются к моим, его твердая длина втирается в мое бедро, и я внезапно инстинктивно осознаю, где мы находимся — на дорожке снаружи номера мотеля, на виду у любого, кто может подойти. Мы также в дюйме от двери, ведущей в нашу комнату, и искушение сказать ему, чтобы он провел меня внутрь, велико. Опрокинуться обратно на эту кровать и позволить себе на некоторое время погрузиться в фантазию о том, что все это — то, чего я хочу. Что это просто приключение, от которого я рано или поздно проснусь.

Его язык снова скользит по моей нижней губе, дразня. Одна из его рук все еще упирается в стену рядом с моей головой, но другая опускается на мое бедро, проталкиваясь под ткань моей футболки, чтобы провести большим пальцем по полоске голой кожи чуть выше пояса моих джинсов. Его темп замедлился, теперь он почти смакует меня, но он все еще ощущается таким же голодным. Таким же отчаянным. И если я сдамся, будет сложнее сказать «нет» в следующий раз, и в следующий раз, и после этого всю дорогу до Вегаса, где мне придется решать, какой будет моя новая жизнь.

Как я могу это сделать, если Иван сбивает меня с толку, отвлекает, затуманивает меня таким образом?

Этого ли он хочет, утащить меня на дно удовольствием и похотью, пока я не смогу принять четкое решение уйти от него в конце всего этого?

Эта мысль отодвигает мое растущее возбуждение в сторону ровно на столько, чтобы гнев успел захлестнуть меня и занять его место. Я упираюсь руками ему в грудь, отталкивая его от себя. Он больше меня, но он так потерян в поцелуе, что я застаю его врасплох, и он отступает.

— Шарлотта… — Его глаза темные, его губы покраснели и слегка припухли от поцелуя со мной, взгляд такой потребности на его лице, что я чувствую, как эта похоть грозит снова нахлынуть, и я почти сдаюсь. Никто никогда не смотрел на меня так. Как будто, если он снова меня не поцелует, он умрет.

Он манипулирует мной. Пытается заставить меня забыть, что он сделал.

Я отталкиваюсь от стены, хватаю ключ в кармане и открываю дверь.

— Возможно, мне придется положиться на тебя ради моей безопасности прямо сейчас, — выплевываю я, втискиваясь в комнату, глядя на него, стоящего там. — Но ты никогда, никогда больше не прикоснешься ко мне.

Я захлопываю дверь, оставляя его стоять на холоде. И я чувствую, как горячие, влажные слезы текут по моим щекам, когда я слышу, как она за мной закрывается.

13

ИВАН

У меня есть другой ключ, так что я могу вернуться в комнату. Но я этого не делаю, не в течение нескольких долгих минут после того, как Шарлотта вбегает обратно и хлопает дверью.

Во-первых, очевидно, что ей нужно пространство. Я бы предпочел, чтобы она была внутри, а я снаружи, пока она успокаивается, а не наоборот. Здесь опаснее находиться, если кто-то наблюдает. Или если кто-то найдет нас здесь.

Во-вторых, мне тоже нужна минутка побыть одному. Я все еще чувствую потребность в ней, пульсирующую во мне как требование, и ее трудно подавить. Я хочу ее с яростью, которая кажется болезненной.

Изменение цвета волос не сделало ее менее красивой для меня. Она все еще выглядит такой же великолепной блондинкой, как и когда была брюнеткой. И мне наплевать, что это не какая-то салонная работа. Не только внешность Шарлотты заставляет меня хотеть ее. Это все в ней.

И это что-то неосязаемое тоже.

Химия, связь, которую я никогда не чувствовал ни с кем раньше. Даже когда она злится на меня, даже когда мы ссоримся, я хочу ее больше, чем кого-либо в своей жизни. Когда она шлепнула меня в ванной, клянусь, у меня на это чертовски встал. Мне пришлось принять душ, чтобы остыть, чтобы, когда я вернусь, я мог мыслить здраво. А потом я