что это сложная работа. Во всяком случае, историко-критические исследования, понимаемые как герменевтические, заключаются прежде всего в установлении того, что, говоря схематично, восходит к самому Иисусу Назарянину (т. е. 28–30 гг. после Р. Х.), что – к более позднему устному преданию (30-70-е гг.), а что – к редакционной работе евангелистов (70-100 гг. после Р. Х.). Это, как легко понять, взаимосвязанные стадии, и не нужно строить иллюзии, будто элементы можно расположить в строго линейной последовательности.

Вот основные критерии, возникшие в рамках историко-критических исследований для выработки более-менее надежных выводов относительно Евангелий: наличие в различных текстах многочисленных свидетельств о словах и делах Иисуса; недоумение, которое могут содержать рассказы о словах и деяниях Иисуса, сохраненные первоначальной Церковью в ее возвещении керигмы; отсутствие связи между речениями и делами Иисуса и иудаизмом или первоначальной Церковью; внутреннее соответствие определенных исторических материалов с ранее установленными фактами; соотношение слов и дел Иисуса с опровергающими их сведениями и особенно с насильственным позорным концом на кресте. В качестве дополнения и подтверждения этих критериев предлагаются вторичные критерии, как например, обнаружение в текстах арамейских следов, влияние палестинской среды, живость повествования.

Естественно, только тщательное и последовательное применение целого ряда критериев вместе с их перекрестным исправлением может привести к убедительным результатам. Эти результаты не может дать наивное, механическое, предвзятое применение абстрактных основополагающих критериев. При решении любой научной задачи следует сознавать различие между предрассудком и предпониманием в сборе и толковании данных, смело извлекая из этого рабочие следствия. Кроме того, решающее значение приобретает полное погружение в тему, особенно тогда, когда подход к «предмету» исследования определяется нами самими, нашим житейским выбором: именно тогда нужно призвать на помощь собственную проницательность, серьезность и умеренность, при корректном сопоставлении с продукцией своего научного сообщества.

7.2. Женщины в мире Иисуса

Приступая к теме «Иисус и женщины» в самых широких рамках Нового Завета и пытаясь синхронизировать его с современным состоянием библеистики, вернемся к сюжету развода в иудейском мире. Из рассказов синоптиков узнаём, что, возвышаясь над Торой и даже выступая против нее, возвышаясь над книжниками и даже пророками, Иисус Назарянин провозглашает: «женившийся на разведенной прелюбодействует» (Мф 19:9; ср. Мк 10:11–12; Лк 16:18; 1 Кор 7:10).

Не будет ли преувеличенным и «ненаучным» предположение, что на фоне иудаизма того времени «провозвестие и поведение Иисуса кажутся явно революционными»[160]? Как уже отмечалось (гл. 6), согласно иудаизму, в атмосфере которого жил и действовал Иисус, обычно только муж имел право прогнать жену, но не наоборот. Тора предписывала: «Если кто возьмет жену и сделается ее мужем и она не найдет благоволения в глазах его, потому что он находит в ней что-нибудь противное, и напишет ей разводное письмо… и отпустит ее из дома своего» (Втор 24:1; ср. Лев 21:7, 14; 22:13; Числ 30:7 сл.).

Как мы видим, даже в этом случае Тору можно интерпретировать более или менее избирательно и даже очень или слишком либерально. Слова Иисуса о разводе приведены во всех трех синоптических Евангелиях. Марк (10:2–3) и Матфей (19:3–9) рассказывают, что вопрос, позволительно ли человеку разводиться со своею женой, Иисусу задали фарисеи. Матфей добавляет в этот вопрос уточнение «по всякой ли причине» (κατά πασαν αιίαν). Тем самым евангелист как будто намекает на известный нам спор между раввинистическими школами Гиллеля и Шаммая. Но нужно обратить особенное внимание на резкий, язвительный ответ Иисуса: «по жестокосердию (σκληροκαρδία) вашему он [Моисей] написал вам сию заповедь (έντολην)» (Мк 10:5; ср. Мф 19:8).

Иисус не только отвергает ясное позволение Торы, но и теологически аргументирует свой ответ, с поразительной оригинальностью напоминая и объединяя два установления из Книги Бытия (1:27; 2:24): «В начале же создания Бог мужчину и женщину сотворил их. Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью» (Мк 10:6–8; ср. Мф 19:4–6).

Сначала Иисус напоминает о норме из Второзакония, затем из Бытия, чтобы объявить, каковы были изначальные намерения Творца. И как следствие Он провозглашает: «так что ('όστε) они уже не двое, но одна плоть. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Мк 10:8–9; ср Мф 19:6; Лк 16:18).

Уже отмечалось, что Иисус явно «не обязывает разведенную женщину возобновлять супружеские отношения с бывшим мужем, но мужу предписывает отказаться от права изгонять жену»[161].

В связи с проблемой развода все три синоптика в сущности ограничиваются тем, что приписывают Иисусу лишь «толкование» заповеди декалога «не прелюбодействуй» ('ου μοιχεύσεις) (Исх 20:14; Втор 5:18). С точки зрения Иисуса, тот, кто разводится или кто оставляет супругу и женится снова, прелюбодействует. У Матфея говорится только о случае, когда муж прогоняет жену и, возможно, женится на другой. Марк и Лука имеют в виду и мужа, прогоняющего жену, и жену, покидающую мужа. Однако ситуация при синоптиках не вполне совпадает с ситуацией при Иисусе, когда у женщины не было возможности покинуть мужа[162]. У синоптиков речь Иисуса имеет форму не «предписания», а «толкования» закона Пятикнижия: тот, кто вновь женится, расставшись с супругой, нарушает одну из десяти заповедей. У Павла слова Иисуса, напротив, приобретают характер настоящего «предписания» (к этой теме мы еще вернемся; см. гл. 8.3).

Пока же нужно отметить, что иудаизм знал о предписании нерасторжимости брака. Выше в связи с этим мы ссылались на пророка Малахию, но указывали также на ограниченность его проповеди (гл. 6). Современники Иисуса вспоминали об этом требовании неоднократно – например, в рукописях Кумрана. Почему же Иисус бросил прямой вызов господствовавшему теоретическому порядку (или, лучше сказать, беспорядку), допускавшему законный развод? Хотя в Его время исключительная суровость в исполнении этого требования Торы не должна была скандализировать, в речах Иисуса не может не удивлять безусловное запрещение развода, что явно противоречит законническому тексту Второзакония (Мк 10:2 сл.). Во всяком случае решительный запрет развода – такой, какой объявил Иисус – с любой точки зрения представлял собой защиту жены от произвола мужа.

Разумеется, Иисус позиционировал Себя внутри иудаизма и неукоснительно подтверждал авторитет Торы. Но нужно указать также на непреложную отличительную черту Его миссии и ее понимания самим Иисусом: на парадокс Его безусловного послушания и вместе с тем свободы от «буквы» Писания и даже непосредственно от моисеевой Торы. Иудаизм того времени не был темным фоном, на котором сиял лишь светлый образ Иисуса: схематизм наивен и к тому же опасен. Но разнообразие, сложность, подвижность той исторической, культурной, религиозной среды, где жил Иисус, не могут приглушить и тем более отменить непередаваемую новизну его служения. Как отметил известный исследователь, «предметом полемики Иисуса по поводу Закона были