что литовский город и притом так давно основанный, когда литовцы и не думали еще о сближении с Польшею, напротив, беспрестанно нападали на нее и грабили, должен был непременно иметь свое коренное литовское название. Польское слово troki вошло в употребление уже после введения христианства; город же Троки собственно по-литовски назывался Трактas». В рыцарских и латинских сочинениях XIV столетия везде находим латинское выражение Dux Tracensis, in Tracis, a по-немецки не иначе как Trakken, Trakin. В литовском языке находим доныне употребляемое в простом народе слово Trakas, что значит местность, очищенная от березника. Трокский замок также, кажется, был старинным и, может быть, догедиминовским охотничьим дворцом. Гедимин лишь временно сделал его своею резиденциею, и только Кейстут и сын его Витольд распространили и сделали достойным местопребыванием могучих князей.

В одной из жалованных грамот для Трок, данной Витольдом, «Лета Божьего нарожения 1384, месяца Аугуста 23 дня Индикта» читаем, что Троки тогда уже, т. е. до принятия Литвою христианства, были довольно значительным городом в Литве; что уже там были христианские церкви и что за озером, окружающим замок и называемым Голве, находился королевский зверинец.

Гедимин. Старинная гравюра

Прибавим, что в путевых записках и военно-походных журналах меченосцев (Wegeweiser) город этот постоянно называется Trakken. Но продолжаем выписку из Стрыйковского об основании Вильны (с. 370–372):

«Гедимин поехал однажды на охоту и на одной из гор, окружающих погребальную долину Свинторога, убил собственноручно тура, отчего гора доныне называется «Турьей» (Замковая гора). На том самом месте, где убил тура и где ныне стоит Вильна с своими замками, он видел во сне большого, сильного волка, который, как крепость от выстрелов, был покрыт крепкою железною бронею, и в том волке слышал голоса ста других волков, поднимавших ужасный вой, который разносился по всей окрестности. Сон этот растолковал ему криве-кривейто, литовский поганский епископ, Лиздейко, который отцом Гедимина Витонесом (?) был найден в орлином гнезде, в одной лесной пуще, при большой дороге, а по другим – в изящной колыбели, повешенной на дереве в лесу. Этого Лиздейку (от lizdas – гнездо) Витенес воспитал при своем дворе, обучил разным наукам и, наконец, сделал криве-кривейто, о чем ясно свидетельствуют: Кромер, Меховиус, Длугош, Эразм Стелла и Дусбург».

Сказка эта выдумана с целью польстить роду Радзивиллов, родоначальником которых будто бы был Лиздейко.

«Лиздейко так объяснил сон: тот волк, которого ты видел как бы выкованным из железа, великий княже Гедимине, значит, что на сем погребальном месте, посвященном твоим предкам, возникнет неприступная крепость и столица этого государства, а сто волков, в том волке ужасно вывших, голос которых разносился во все стороны, знаменует, что крепость и город, доблестями и достоинствами своих граждан, равно великими подвигами потомков твоих, великих князей литовских, которые будут иметь здесь свой престол, разгласятся и прославятся во всех странах света и что вскоре из этой столицы они будут повелевать и другими народами».

Гедимин послушался Лиздейку и построил на горе крепкий замок, а в долине – укрепленный город.

Сказка эта пережила столетия, и верить ей перестали очень недавно.

В Литве даже живет пословица: «Небылица, как о железном волке» или «Имеет о том-то такое же понятие, как о железном волке».

Нарбутт не отрицает, однако, этой сказки, как и всех сказок Стрыйковского. Напротив, на с. 271 говорит:

«Последний первосвященник Лиздейко, истолковавший великому князю литовскому Гедимину исторический (!) его сон о железном волке, прозорливым умом своим понимал, что возрастающее в могуществе государство, управляемое доблестным и сильным государем, должно было иметь неприступную и богатую столицу, для которой сама природа создала место на неприступных виленских горах. Гедимин, охотясь в этих горах и убив тура на горе, доныне «Турьею» называемою, ночевал в священном лесу долины Свинторога и тут же увидел во сне железного волка. При этом в горах действительно могли выть волки, и пламенное воображение горячего охотника могло смешать действительность с сновидением. Следовательно, все способствовало Лиздейке для удачного пророчества и склонения Гедимина к постройке города, о чем, быть может, и сам Гедимин помышлял прежде».

Выше было сказано, что Гедимин основал Вильну не на пустом, но на обитаемом месте, давно уже освященном нахождением на нем языческой святыни. Вероятно, поэтому летописцы и утверждают, что Вильна существовала еще в XII веке (Карамзин, IV, примеч. 103, с. 45; примеч. 277; Длугош, IX, 116; Чацкий, I, 8).

По Балинскому (с. 8) историческая эпоха Вильны начинается с 1321 года, когда Гедимин перенес свою столицу из Трок. Коцебу (Preussens aeltere Geschichte, Band II, с. 353) помещает письма Гедимина с 1323 года, в одном из которых он называет уже Вильну столичным своим городом.

Балинский описывает древнюю Вильну следующим образом (с. 111–113):

«В глубине зеленой долины, на последней из гор, окружающих русло речки Вильны, при впадении ее в Вилию, красовалась каменная крепость, дело рук могучего Гедимина, защищаемая тремя башнями и высокими стенами. С юга замковой горы, между нею и р. Вильною лежал обширный дворец одного из знатнейших магнатов литовских Моннивида; у подошвы же ее тянулся вдоль Вилии нижний замок, называемый Кривым городом. Важнейшею частью Кривого города была священная долина Свинторога, занимавшая самый клин пространства между pp. Вилиею и Вильною и поросшая древними дубами, среди которых пылал неугасаемый огонь (Балинский также ошибочно называет его Знич), предмет высшего почитания у литовцев. Окружала его деревянная стена святыни, к которой примыкали жилища поганского духовенства. Несколько дальше, на том самом месте, где теперь кафедральный костел, стоял неуклюжий истукан бога громов Перкуна на кремнистом постаменте. В стороне от святилища Перкуна