Шрифт:
Закладка:
Где же обручальное кольцо?
Из-за алюминиевой лестницы на Каролину смотрит своими черными глазками мышь.
– Я не причиню тебе зла, – хрипит Каролина.
Во рту так сухо, что у нее едва-едва получается издавать звуки. Пошатываясь, она встает и ковыляет к двери. Осторожно нажимает на ручку, и хотя не надо быть предсказателем, чтобы догадаться, что дверь заперта, Каролине кажется, будто земля уходит у нее из-под ног, когда ручка не поддается.
Окошко по центру двери тоже заперто. И даже если удастся его открыть, пролезть через него невозможно: оно слишком мало, в него пролезет разве что небольшой поднос с едой.
Каролина осматривается и убеждается, что единственный путь наружу – через дверь. Она прикладывает к ней ухо, но снаружи не доносится ни звука.
Теряя надежду, Каролина сползает по стене на пол. Низ живота болит, и она ложится на прохладный бетонный пол, подтягивает колени к животу и прижимает к нему ладонь, чтобы унять спазмы.
– Здесь только ты и я, – шепчет Каролина и гладит твердый живот.
На голове она чувствует запекшуюся кровь. Проведя рукой по затылку, обнаруживает там большую рану. Вот почему она ничего не помнит. Может быть, она упала или кто-то ударил ее.
Недавно ее ударила Хасиба – после того, как сначала прочитала нотацию о том, что Каролина неправильно воспитывает Астрид и Вильму. Девочки видели это. Каролина попыталась объяснить им, что мамам от этого не больно. В каком-то смысле так и есть – злые слова больнее. Хасибе не угодишь.
Она часто называет Каролину ведьмой, которая только охотится за деньгами Густава и выдвигает невыполнимые требования ее обожаемому сыну. По мнению Хасибы, она неправильно одевается, добавляет неправильные специи в еду, неправильно разговаривает. Этот список бесконечен. Больше всего Хасиба хотела бы, чтобы Каролина исчезла из ее жизни, но даже она не способна причинить ей такое зло.
Густав
Библиотека в их доме стала его убежищем. Вероятно, потому что они никогда раньше не проводили там много времени и комната не так полна воспоминаний, как другие. Сам Густав читает только книги по менеджменту с нижней полки, а остальное он заказал практически оптом, чтобы дополнить Каролинино разноцветное собрание романов.
Густав, Филиппа и его адвокат Матс сидят в креслах. На столе между ними лежат папки с распечатками счетов компании. Филиппа показывает на пункты, относительно которых аудитор запросил разъяснений, чтобы заверить квартальные отчеты.
– Это странные транзакции, и на счетах не хватает денег, – говорит она.
Густав мрачнеет. Одна из причин, по которым он нанял ее на работу, заключалась в том, что она не должна была задавать лишних вопросов.
– Ты не можешь это сама разрулить?
– Я не знаю как. Прости.
– Есть новости о Расмуссене? – спрашивает Густав, отбрасывая бумаги.
– К сожалению, нет. Он не отвечает на звонки и письма.
– Вот гад, – Густав проводит ладонями по небритым щекам. – Моя семья бесследно пропала. Неужели наш финансовый директор, датская налоговая и банк этого не понимают? Перенеси это все на потом, – говорит он и откладывает папки в сторону.
– Как? – спрашивает Филиппа, глядя на него взглядом испуганного олененка. – Из датской полиции сегодня утром звонили в наш финансовый отдел и просили передать им наши документы и все бухгалтерские отчеты и счета.
– Им для этого нужно разрешение прокурора, а у них его нет. Решай это с нашим аудитором или попроси ее позвонить мне. Прошу тебя, оставь нас, нам надо кое-что обсудить с глазу на глаз.
Филиппа кивает и быстро собирает бумаги.
– Ты принесла то, о чем я просил? – спрашивает Густав.
– В пакете на кухне, – встав, отвечает Филиппа. – Ты уверен, что это правильно?
– Да, положись на меня, – говорит Густав и поворачивается к адвокату: – Прости, что тебе пришлось это все слушать.
Густав поднимается и идет к бару, достает два бокала для виски и открывает хрустальный графин. В нос бьет терпкий запах с легким ароматом дымка.
– Будешь?
– Для меня слишком рано, – говорит Матс, закидывая ногу на ногу.
– Понятно.
Густав наполняет бокал и делает большой глоток. У него не идет из головы тип в красном «ауди», которого видел кто-то из соседей. Это точно тот же мужик, который хотел напугать его вчера и о котором что-то лепетала Карро. И это уже не первый раз за последнее время, когда Асиф напоминал о себе. Но тут он зашел слишком далеко. Требование, стало быть, уже выдвинуто, хотя и не напрямую – «Семья» хочет получить назад свои деньги.
Густав делает еще глоток и садится в кресло рядом с Матсом.
– Столько мыслей крутится в голове. Извини, если я кажусь немного рассеянным.
Еще Густав не может отделаться от мысли о том, что следователи зачем-то приходили к Иде.
– Что мне делать? – спрашивает он и снова отпивает виски, приятно обжигающий горло.
– Как твой адвокат, я советую тебе сместить фокус с твоей персоны. Ты, вероятно, сейчас главный подозреваемый. Во всяком случае, статистически должен был бы им быть.
Матс поправляет галстук, лежащий на животе.
– И что это значит?
– Что у тебя чертовски шаткое положение. Особенно если тебе нужны капиталовложения, а у тебя есть еще что-то, что, как бы так поточнее выразиться, является не вполне прозрачным, – Матс кивает в сторону стола с распечатками. – Негативная публичность или арест были бы фатальны, и это неизбежно привело бы к более тщательному расследованию твоей деятельности. К тому же это затянет или вовсе разрушит сделку, и тогда ты окажешься в еще более паршивой ситуации, чем сейчас.
Густав задумчиво кивает.
– Могут ли чисто гипотетически существовать какие-то доказательства, которые укажут на твою связь с исчезновением? – продолжает Матс. – Спрашиваю об этом как друг.
– Нет, это абсолютно невозможно, – отвечает Густав, не отрывая от него взгляда.
Во всяком случае, ничего такого, с чем он не мог бы разобраться. Или о чем надо говорить вслух.
– Окей. Поскольку ты утверждаешь, что невиновен, то бремя доказательства лежит на полиции. Но одно ты должен для себя уяснить, – говорит Матс, снимая очки. – И это я тоже говорю как друг, а не как адвокат. Человек не думает о многих вещах, а время идет. И чем больше говорится неправды, тем хуже