Шрифт:
Закладка:
План казался неплохим, но воплотить его не удалось: подслушивая разговоры приемных родителей Виолы, Руубен выяснил, что девушка надолго уехала из дома, отправившись на учебу в какой-то университет, названия которого они не произносили. Драгоценное время шло, хозяева дома говорили мало, занимаясь своими повседневными делами, а драугр, сидевший в засаде вместе с Руубеном, уже изнывал от скуки и то протяжно вздыхал, то ерзал и возился, рискуя выдать их обоих. Наконец, родители вновь вернулись к обсуждению отъезда дочери, и, хотя вуз так и не назвали, но упомянули о том, что Виола будет учиться вместе с двоюродной сестрой Тильдой.
Услышав это имя, Руубен тотчас вспомнил о пропуске, найденном в Похьоле. Он машинально полез в нагрудный карман и с ужасом осознал, что рубашка, в кармане которой лежал пропуск, осталась на кладбище в Хельсинки вместе с другой его грязной одеждой. На сорочке, позаимствованной у покойника, не было никаких карманов!
Руубен едва не выдал себя, выругавшись от досады. К счастью, память, уже совсем не безупречная в силу солидного возраста, на этот раз его не подвела и выдала изображение пропуска почти с фотографической точностью. Надпись «Vivens lux» ни о чем ему не говорила, но под ней было вполне говорящее название вуза, в котором училась Тильда Санталайнен: «Рускеальский филиал Санкт-Петербургского горного университета».
«Рускеальский! – торжествующе повторил про себя Руубен. – Совсем недалеко!»
Намаявшись в вынужденном бездействии, драугр проявил невиданное рвение и за час преодолел более трехсот километров.
***
– Только взгляните, ваше темнейшество! Кажется, нашего беглеца кто-то сожрал!
Марк потряс перед Блаватской ворохом грязных лохмотьев, и оттуда вдруг выскользнуло что-то цветное и блестящее. Небольшой, с половину ладони, картонный прямоугольник спланировал на землю к ногам Божены и лег на носок ее туфли – той, что не так давно лишилась каблука.
– О, что я вижу! Знакомое имя!
Подобрав находку, Блаватская поднесла ее поближе к глазам: несмотря на то, что солнце уже встало, видимость не очень-то улучшилась, солнечные лучи не могли полностью вытеснить тьму здесь, над могильными плитами, прикрытыми хвойным покрывалом непомерно разросшихся сосен и елей.
– Рускеальский филиал! Это ведь вуз для люцифлюсов! – Блаватская прищурилась, читая надписи на куске картона. – Вот, значит, где теперь эта подлая обманщица! Жаль, туда так просто не подобраться… Но я найду способ, когда появится время. А пока есть дела поважнее. Сейчас мне нужна певунья. – Блаватская вскинула голову и посмотрела на своего спутника. В ее взгляде появилось пренебрежение. – Что ты так трясешься?
– Замерз. И еще… недожитка бы щепотку.
– Получишь, когда заработаешь.
– Что я должен сделать?
– Для начала вызови такси. У меня возникло подозрение, что мы сильно отстаем от нашего конкурента, который наверняка не только жив-здоров, но и, как самоотверженный отец, спешит на помощь своей дочурке, не ведая преград.
– С чего вы взяли?
– Взгляни на следы, и все поймешь.
Марк склонился к самой земле.
– Самые обычные следы. Правда, среди них попадаются отпечатки ладоней.
– Вот именно. Кто-то пробежался на четвереньках. И я догадываюсь, кто это был!
– Кто?
– Ты совсем тугодум, да? Кто это еще мог быть кроме Пункки, старого слуги Руубена, которому ты размозжил голову бронзовой статуэткой?
– Э-э… А зачем Руубен разделся?
– Наверное, раздобыл себе наряд поприличнее. Скорее всего, одолжил у обитателя во-он той разрытой могилы. Надо же, какой находчивый! Не ожидала от него.
Когда добрались до Атенеума, утро было в самом разгаре, и пришлось долго курсировать взад-вперед по тротуару напротив потайной двери в ожидании, когда можно будет незаметно прошмыгнуть внутрь. Хоть прохожие и не смотрели на них, спеша по своим делам, но Блаватская считала, что осторожность не помешает, ведь люцифлюсы рыскали повсюду, и ужас, испытанный ею год назад от встречи с ними, все еще будоражил нервы.
Проследовав потайными коридорами, проложенными между стен во время капитального ремонта, Божена и Марк вошли в зал заседаний. Участники собрания дремали, сидя за столом, но, услышав шаги, встрепенулись и повернули в сторону вошедших сонные помятые лица. Божена велела всем разойтись и ждать от нее дальнейших указаний, которые она при необходимости раздаст, как только составит план действий. На вопрос, куда подевался смотритель музея, она соврала, что он уже отправился выполнять важное поручение: во-первых, она еще не решила, как поступить с этим предателем, во-вторых, пускаться в объяснения у нее не было ни сил, ни желания, а в-третьих, ей не хотелось признаваться в том, что она дала маху, позволив Руубену не только подслушать ее тайный разговор с Лоухи, но еще и незаметно скрыться.
Когда этернокты покинули зал совещаний, Божена отпустила и Марка, разрешив ему устроиться спать в каморке Руубена, а сама, хотя и валилась с ног от усталости, достала из чемодана свою довольно объемную записную книжку, собираясь сделать несколько важных звонков. Она по старинке записывала в нее контакты, не доверяя электронным устройствам, к тому же, эта записная книжка была для нее своего рода летописью: на желтых потрепанных страницах хранилось много ненужной, устаревшей информации, потому что людей, к которым относились эти записи, давно не было в живых, но в этих цифрах, адресах, фамилиях хранилась вся история долгой и вполне успешной карьеры Божены.
А еще, перечитывая записи, Блаватская думала о том, что ее тоже давно не было бы в живых, не встреться ей однажды Мортем. Благодаря его подсказке покойный муж Божены, Джон, создал устройство для перехода в потусторонний мир, усовершенствовав знаменитое изобретение Эдисона – аппарат для общения с духами, так называемый «духофон». Правда, в потустороннем мире Божену покусал упырь, после чего она сама чуть не стала нечистью, но Мортем вновь выручил, открыл ей тайну недожитка – особого вещества, образующегося у людей, умерших не своей смертью и при этом утративших интерес к жизни. Правда, добывать эти серебристые кристаллики оказалось непросто, бо́льшая часть порошка оставалась внутри тела умершего, а те жалкие крупицы, которые оседали у могилы, лишь ненадолго продлевали жизнь Божены, быстро сгорая в ее теле, испорченном укусом упыря. Мортем и здесь помог: научил, как использовать для сбора недожитка заклятых демонов, которые продавались на ярмарке в Лихоморье. Только вот купить за обычные деньги их было нельзя. Для этого требовалась так называемая «вседеньга́». Божена понятия не имела, где раздобыть эту экзотическую валюту, но Мортем снова выручил, организовал для нее выгодную сделку с костяным демоном, правителем царства смерти, и выступил ее поручителем. Осдемониум – такое прозвище Божена дала костяному демону – выдал ей требуемую вседеньгу́ авансом, взамен на обязательство доставить ему души людей, потерявших интерес к жизни. Сотрудничество сложилось
