Шрифт:
Закладка:
Я отшатнулась, когда под ногами расползлась чернота. Я никуда не падала, будто не могла. Здесь не было ни верха, ни низа, ни времени, ни жизни. У меня закружилась голова.
Так всё выглядит?
Как ничем не заполненная пустота?
Это хаос? Или вечный мрак, богом которого был Эреб?
– Хватит, – взмолилась я, когда не осталось неба, а от полей виднелись уменьшающиеся пятна. – Пожалуйста, хватит! Я поняла.
Всё резко исчезло, и меня накрыла непроглядная тьма.
Я торопливо заморгала, а потом закричала, перестав понимать, открыты мои глаза или закрыты. Я кричала, горло вибрировало, но наружу не вырвалось ни звука. Сердце забилось надрывно, до боли. Меня лишили зрения, слуха, всех запахов и любой информации.
Тело пробил озноб, разум от полного сумасшествия спасало лишь осязание. Я обнимала себя на плечи, ощупывая одежду, проверяя, что у меня всё ещё есть тело. Я упрямо зашагала вперёд, представляя под собой твёрдую поверхность.
Перебирала ногами, пока не поняла, что никуда не двигаюсь, потому что я нигде и здесь невозможно куда-либо прийти.
Кажется, я снова закричала, но отсутствие звуков сбивало с толку.
Мысли распадались на бессвязные буквы и разрозненные картинки, я не могла собраться, сознание раскалывалось на части, лишая меня способности здраво мыслить.
Я запуталась в окружающей пустоте. Несмотря на прикосновение к плечам, засомневалась в собственной реальности, как если бы не существовала вовсе и любые ощущения были не более чем обман.
Я шла до изнеможения, а отдыхала стоя, боясь потерять крупицу баланса.
Затем вновь притворялась, что шагала, представляя, как мои невидимые ноги несут меня дальше, и опять замирала.
Окружающий мир не имел ни запахов, ни образов.
Время не текло и не ощущалось, потеряв свою значимость.
Тело немело, сопровождая болью каждое движение, хотя я уже перестала понимать, двигаюсь ли вообще.
Мысленная агония терзала разум так долго, что стала привычной нормой.
– Ка…
Меня окатила волна жара, а следом холода.
Голос почти сразу поглотила пустота, и всё же…
– …ссия… Помо… ей!
Я бросилась навстречу звукам, как страдающий от жажды бежит к воде.
– Выта… щи её!
Я замерла, узнав говорящего. Меня затрясло от ужаса. Это галлюцинации. Даже этот голос – обман. Я не успела развернуться, чтобы спрятаться, мрак натянулся и лопнул, просочившийся свет практически ослепил, а чужая рука грубо схватила моё запястье. Я всхлипнула от испуга, и мужская рука дёрнула вперёд, мрак стал жидким, словно вода хлынул в рот и нос. Я начала захлёбываться, зажмурилась, а последующий болезненный удар о твёрдую поверхность заставил выплюнуть всё проглоченное.
– Всё хорошо, Кассия! Всё хорошо. Выплёвывай, – убеждал меня ласковый голос, пока рука хлопала по спине.
Одежда была мокрой, меня затрясло от прохладного ветра, я часто моргала, пытаясь прийти в себя. Полнота окружающих красок ослепляла. Стоял день, солнце мягко припекало, а пение птиц немного успокаивало. Я уткнулась лицом в траву, вдыхая запахи и стараясь угомонить сердцебиение. Зажмурилась, не зная, верить ли окружающему: что из увиденного фантазии, а что галлюцинации. Стиснула траву в кулаках, сосредотачиваясь на осязании.
– Кассия? – неуверенно позвал голос.
– Всё будет хорошо. Дай ей время, – заверил мужчина.
Я скрючилась, беспрерывно моргая и пытаясь привыкнуть к свету. Как только слёзная пелена хоть немного сошла, я приняла сидячее положение и медленно нашла взглядом незнакомца. Он сидел на траве рядом, уперев локоть в согнутое колено. Зрение ещё немного плыло, и всё же я не могла отделаться от ощущения знакомого лица. Он улыбнулся одними губами. Радость не коснулась его глаз, но выражение оставалось доброжелательным. Каштановые волосы едва заметно вились и спадали на плечи. Взгляд казался печальным, несмотря на угловатость лица и тяжесть нижней челюсти, он был привлекательным. На вид я бы дала ему около сорока, но было чувство, что он намного старше.
– Ты похож на Руфуса, – хрипло выдала я.
Его брови вопросительно приподнялись, и мужчина посмотрел правее от меня. Я проследила за его взглядом и наткнулась на Сиршу, которая сидела рядом и поглаживала меня по спине.
– Кассия хотела сказать «на Гипноса», – подсказала она мужчине.
Я поперхнулась вдохом и опять закашлялась. Последующие удары по спине были слишком сильными, чтобы притвориться, что её существование мне почудилось.
– Ты настоящая? – едва ворочая языком, спросила я, хватая Сиршу за руки. Я принялась ощупывать её пальцы, руки, волосы, по-прежнему выкрашенные в «розовое золото», и серое шифоновое платье с цветочным узором. В этом наряде она действительно походила на куклу. – Я могу к тебе прикоснуться. Ты настоящая.
Сирша не успела ничего ответить, как я сгребла её в объятия и сдавила. Держала так крепко, что подруга протестующе захрипела, но я не выпускала Сиршу из рук, боясь, что она пропадёт. Меня била такая сильная дрожь, что мир, казалось, раскачивается. Слёзы несдержанно хлынули из глаз.
Сирша сдалась через какое-то время. Прекратила ворчать, что я намочу ей платье, и обняла меня в ответ с неменьшей силой. Несмотря на недовольное бормотание, я отчётливо слышала улыбку и слёзы в её голосе. Она гладила меня по голове, пока я рыдала, беспрерывно прося прощения. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем мне удалось успокоиться: глаза к тому моменту саднило, а горло хрипело.
– Кто это? – спросила я, торопливо утирая остатки слёз и кивая в сторону незнакомца, похожего на Руфуса.
– Кассия, познакомься. Это Танатос. Бог смерти, – чинно выдала Сирша, отвешивая мужчине насмешливый поклон.
Он по-доброму улыбнулся, глядя на её ребячество, а я в оцепенении несколько раз осмотрела его с ног до головы.
Танатос. Бог мирной смерти.
– Гипнос – мой брат-близнец, поэтому мы похожи, – пояснил мне Танатос, не совсем верно истолковав моё удивление.
– Гипнос множество раз менял внешность, – напомнила я, не понимая, откуда ему известно, как выглядит его брат сейчас.
– Верно, но если хоть один из нас меняет внешность, то лицо второго подстраивается, изменяясь без воли хозяина. Так мы всегда остаёмся похожими, – терпеливо объяснил Танатос, его расслабленная манера успокаивала. Я перестала дрожать, с интересом разглядывая третьего брата. – В детстве это нас очень раздражало. Мы завидовали младшему – Моросу, которому не нужно было делить схожее с нами лицо. Однако после смерти я потерял способность как-либо влиять на свою внешность, поэтому она подстраивается