Аджея Полонского в Главном управлении уголовного розыска города Онейска, куда тот приглашен в качестве свидетеля. Пока только свидетеля. Но и этого будет довольно для того, чтобы журналисты начали рвать вернувшегося домой ангела на части. Аджей ощетинится, как загнанный в западню зверь, и будет молчать. Потому что защитить себя, хотя бы краем, намеком задеть информацию о том, что его связывает с Сифоновым, значит погубить старательно выстроенный имиджмейкерами образ святого на корню. Из примера для подражания и святого сделаться посмешищем, облитым грязью и несмываемым позором. Обвалять свое достижение, свою, может быть, самую главную победу над судьбой в нечистотах, позволить праздным сплетникам копаться в своем прошлом. И превратиться в итоге в очередной лопнувший мыльный пузырь шоу-бизнеса, коммерческую штамповку, чтобы подробности его личной жизни смаковали между пивом и чипсами те, кто в жизни своей никогда ни за что не боролся. Не ошибался, не был разочарован. Не был готов на все ради того, чтобы не просто выжить, но выиграть.

Сизый написал сообщение, в котором скупо и официально сообщил результаты экспертизы, из которой выходило, что временной промежуток между тем, как Гуров выпустил Полонского из виду, и смертью Сифона стремится к проценту погрешности. Указывать на то, что Полонский имел возможность убить Сифона, а товарищ полковник пытается выгородить убийцу по непонятным причинам, Витя не стал, но похоже, на это ушли последние запасы его выдержки. Спасибо и на том, у Виктора Степановича теперь своих хлопот полон рот.

Когда такси Гурова остановилось у управления, он понял, что опоздал дважды. В восемь утра на парковке уже не было места. Да и вокруг во дворах парковочных мест было немного. На допрос художник прибыл, ни от кого не прячась, на своей шоколадной «Вольво». Автомобиль в окружении бело-синих служебных машин и дворняжек розлива отечественного автопрома выглядел, как покрытая золотом и омытая слезами поклонниц карета принца, взятого в плен варварами. Гуров криво усмехнулся, расписываясь на проходной. Полонский наверняка знал, как раздражает всех здесь своей внешностью, своими манерами и лоском звезды. Мог он вести себя скромнее, прибыть в одной из машин сопровождения? Мог. Не захотел. Потому что знал, что стоит своей славы, и каждый стежок в кожаном салоне, каждый винтик под капотом своего умопомрачительного транспортного средства — заработал. Фотографы и репортеры расселись в тени под деревьями, заняли все скамьи вокруг здания управления. В том, что проход Аджея от машины до полированных деревянных дверей с полустертыми буквами был запечатлен на цифровые камеры пошагово, сомневаться не приходилось. А ведь после допроса ему отсюда еще и выходить…

Даже после того, как Гуров несколько часов проторчал у допросной, не имея возможности ни присутствовать, ни влиять на происходящее, он не вспомнил, когда в последний раз чувствовал себя настолько не у дел. Это раздражало и злило. Как и то, что Мохов не отвечал на звонки и сам никаких попыток связаться не делал. Свои же права на информированность Гуров утратил вчера. Обменял их на возможность обыскать «Баржу». Результатом был доволен, но для контроля над ситуацией этого было мало. Незнакомая девушка в гражданском предложила ему кофе, пока он ждет. Гуров успел сделать пару глотков, когда скрипнула дверь, и в гулком коридоре появился Мохов. Увидев Гурова, капитан стиснул челюсти и, решив, что заключенной вчера сделки вполне хватит для того, чтобы назойливого заезжего полковника игнорировать, попытался пройти мимо. Гуров окликнул его, догнав и тактично тронув за рукав. В единственном на весь коридор окне, к которому можно подобраться только с пожарной лестницы, вспыхнула белым вспышка камеры.

— Наташа, опустите жалюзи, — сквозь зубы процедил Мохов, и приветливая девушка, умевшая растворять в одноразовом стаканчике такой вкусный кофе, забыв о Гурове, бросилась выполнять распоряжение. — Полковник, доброго дня. Вы еще здесь? Я полагал, что вы мирно видите сны в самолете на пути в Москву. Мне некогда.

— Доброго, капитан, здравствуйте. Как видите, нет, рад бы в рай, грехи не пускают.

— Чьи грехи? — В глазах Мохова мелькнул хорошо знакомый Гурову гнев.

«Ах, как не нравится тебе, капитан, ничего толком не знать. Как противно тебе то, что те, кто кормит тебя с руки, не посвящают тебя в свои дела, держа в качестве уборщика, который должен затирать за ними следы и не соваться глубже, чем позволено. — Гуров понимал, что Мохов гипертонию на такой нервной должности заработает вместо вожделенных звездочек на погоны, но ни малейшего сочувствия не испытывал. Брать взятки или не брать, посещать званые вечера в особняках «серьезных людей» или не посещать, служить по совести или продаваться за тридцать сребряников, каждый решает сам. И спит потом, соответственно, спокойно или нет, тоже сам. — Бросил неприятный, дотошный человек случайное словцо, а ты уже и вспотел, думая, что это может означать и чем тебе лично грозить. Не бережешь ты себя совсем, Мохов».

— Фигура речи, — пояснил Гуров, сжалившись. Илья Гаврилович в начале жаркого летнего дня был одет по всей форме, видимо, на случай общения с представителями средств массовой информации, а кондиционер в допросной имелся вряд ли. Не задумано проектировщиками, чтобы в подобных помещениях людям было комфортно. — Могу я с вами побеседовать?

Мохов набрал в грудь воздуха, чтобы отказать, резко и категорично, но покосился на застенчиво стоявшую в конце коридора у закрытого окна Наташу. Коротко кивнул в сторону ближайшей открытой двери.

За ней обнаружился зал для совещаний, старомодный и душный. В нем имелись длинный стол, строй добротных мягких стульев и неплохая коллекция комнатных растений. Они, да еще портрет президента на стене во главе стола оживляли интерьер. Гуров, решив не лишать растения последних крох кислорода, подошел к окну, потянув за ручку, открыл одно. Свежий воздух ворвался в помещение, тронув тяжелые, зеленые листья. И тут же раздались выкрики, призывы выглянуть в окно. А лучше выйти на улицу и ответить «всего на пару вопросов».

Мохов с нескрываемым удовольствием глубоко вдохнул. Расстегнул пару пуговиц на рубашке, уселся на один из стульев, утомленно указав Гурову на место напротив. Тот сел. Помолчали. Гуров отметил, что в сравнении с первой встречей Мохов держится гораздо увереннее.

— Внимаю, товарищ полковник. О чем вы хотели сообщить мне? Попрошу покороче, я еще не закончил, и в допросной меня ждут.

Гуров решил не ходить вокруг да около.

— Полонский не убивал Сифонова. Я был с ним, когда он уезжал из «Обетованного», был свидетелем его разговора с Сифоновым. Могу на месте показать, где стояла машина, где стояли Полонский с Сифоновым, в каком направлении тот пошел