планов остается только крепко выспаться и на этом счесть свою миссию в Онейске завершенной. Он уже решил выключить ноутбук, когда лента запестрела одной и той же трансляцией. С разных ракурсов и разных камер, под сострадающие или злорадные комментарии, вандалы в кадре крушили стену. Судя по изображению, картина на ней действительно принадлежала кисти Полонского. Краски за давностью лет потеряли яркость, но простые, уверенные мазки выдавали автора. На стене было лето. Огромное голубое небо в белых барашках облаков, росчерки стремительных стрижей. Детская площадка, почти такая же, как в детском саду напротив кафе, где Лев и Витя пили кофе. И детишки на ней резвились почти такие же. Лишь написанные в черно-серой гамме. Худенькие и оборванные. Камера сделала наезд, картинка на мгновение утратила четкость, потом изображение увеличилось. И стало понятно, что дети еще и в наручниках. Кто-то прикован к качелям, кто-то к невысокой, пологой горке. У одного сквозь браслеты оказалась продета ручка от ведерка, в котором лежал совок. Большего было не разглядеть, шпана, в закрывающих лица масках, работала споро. Взлетали ломы, валились на асфальт покрытые краской кирпичи. Поднималась облаком сухая пыль. Гуров дошел до холодильника и вернулся с бутылкой минеральной воды, понимая, что ничего интересного сегодня уже не увидит. Но внезапно в кадре началась непонятная суета. Замелькали чьи-то плечи, толпа явно пыталась нахлынуть ближе, выяснить, что смутило варваров. И вот тогда, очень знакомо, как ночью, под сводами арки, недавно увитой девичьим виноградом, закричала женщина. Потом камера выпала из рук оператора, и трансляция прекратилась.

Когда, забыв о воде, Гуров отыскал возможность увидеть продолжение, крики «там баба», «мумия» и «позвоните в полицию!» остались единственным, что можно было разобрать в давке. Однако все, что можно было выяснить из этого источника информации, он уже выяснил.

Рывком закрыл крышку монитора и бросился на поиски телефона. Сизый снял трубку сразу, сказал, что подъезжать Гуров может прямо в управление. Казалось, что такси ищет его адрес целую вечность. Гуров успел переодеться и тысячу раз дать себе зарок в следующей иногородней поездке брать машину напрокат.

Управление гудело как растревоженный улей. И судя по тому, как прибавилось журналистов с прошлого раза, за сорок минут, потраченных Гуровым на то, чтобы добраться до центра, либо произошло что-то еще, либо Мохов уже вызвал главную звезду торжества лично.

Ко входу в здание пришлось пробиваться сквозь толпу, однако Гуров облегченно вздохнул, когда приметил у проходной Виктора. Вид участковый имел нейтрально скучающий, что по опыту их недавнего знакомства говорило о том, что у Сизого есть новости. Сразу, как Гуров поставил роспись в журнале, старлей кивнул в сторону лестницы. А дойдя до нее, потянул из рук Льва пакет, что тот привез с собой.

— Ничего съедобного я не привез, вымогатель!

— А зачем тогда человека обнадеживать? Вот и приезжал бы сразу с пустыми руками. Ты меня в гроб вгонишь, Лев.

— Новости выкладывай. Я тебе доставку закажу, и ты поешь, если только курьера с твоими хот-догами не порвут на входе.

Они остановились на площадке, между вторым и третьим этажами. Здесь можно было сделать вид, что двое сослуживцев мирно беседуют, глядя в окно, под сенью раскидистой монстеры, гасившей эхо слов.

— С горчицей. И побольше горчицы, не как украли. Знаю я эту доставку, — невозмутимо ответствовал Витя, тут же меняя тему разговора. — У Полонского все плохо, Лев. Оба трупа обнаружены под его работами, это подтвердил менеджер.

— Что значит оба? Труп был один, женщина, разве нет?

— Нет. Ваши кони тихо ходят, Гуров. Шпана сузила круг поисков и сфокусировалась не на граффити. А именно на старых картинах, нарисованных кистью. Их в городе не так и много.

— Написанных.

— Что?

— Картины пишут, а не рисуют. Не важно. Дальше!

— Искусствовед, глядите-ка. — Витя заметно оживился, когда Гуров извлек из кармана мобильный, вошел в приложение и принялся набирать заказ. — Знаток раннего Полонского.

— Витя, — очень серьезно сказал Гуров, — ты говоришь с человеком, от которого напрямую зависит, помрешь ты с голоду или нет.

— Понял. — Виктор кивнул и тоже посерьезнел. Мимо, запыхавшись и перепрыгивая через ступеньку, пробежала чья-то секретарша. — Тела два. Я разговаривал с менеджером, первое полотно называется «Детство», и под ним обнаружили женщину. Вторая, «Слово», сохранилась хуже. Там тоже что-то жуткое, вроде человека в водовороте печатных страниц. И как будто режут они его… Это на уроках по истории изобразительного искусства разбирать нужно. Я не силен, захочешь, потом сам посмотришь. Так вот, женщина была полной и сохранилась лучше. Говорят, смердит, как несчастье, до сих пор. Под «Словом» нашли мужчину. Оба захоронения гораздо моложе, чем то, что ты нашел под «Фонарями». И уже известно, что оба были замурованы так же, как первый, заживо. Лаборатория не нужна, чтобы это определить.

— Понятно. Что Мохов?

— Мохов счастлив, как младенец, дорвавшийся до… соски. Полонского уже вызвали, они оба как раз в морге сейчас. Один смотрит на тела, другой смотрит на него, оценивает реакцию, психологическая метода. Настоящий цирк. Лев, а если ты пропадешь сейчас куда-нибудь, мне курьер пакет-то отдаст?

Гуров отвлекся на суету у парадного крыльца. Внизу ошеломительная «Вольво» художника с двумя автомобилями сопровождения, минуя парковку — не до формальностей, — рассекают толпу, словно акулы стаю мелкой рыбешки. Из дверей черных машин показались охранники. Гуров понял, что сейчас они поведут Аджея ко входу, стараясь не подпустить к нему журналистов. Снова повернулся к Сизому.

— Витя, я тебе клянусь, что не уйду никуда, пока не приедет курьер. А ты помоги мне еще разок. Это ведь единственная лестница, ведущая наверх, так? Полонский со своими церберами сейчас сюда пойдет, дай мне несколько минут поговорить с ним без охраны. Он, скорее всего, будет против. Но он пока не знает, как это важно.

Внизу, в холле, раздался многоголосый гул и выкрики: «Минутку!», «Всего пара вопросов!», «Я люблю тебя, Аджей!» Потом грянули, закрываясь, тяжелые двери, и все смолкло. Послышался скорый стук шагов. Виктор посмотрел Гурову в глаза, кивнул и не спеша стал спускаться вниз.

«Что за человек, — мелькнуло в голове, — ничего, кроме голода, не может напугать старшего лейтенанта Сизого».

Он не слышал, о чем говорил Виктор Степанович, да и не вслушивался. Этот человек вполне доказал свое умение подбирать ключи к очень разным людям, и Гуров лишний раз убедился в том, что архив Сифонова доверил человеку уравновешенному и осторожному.

А потом все будто стихло. И по ступеням зашуршали одинокие шаги, сквозь пролет перил мелькнула белая футболка.

Как только Аджей поравнялся с Гуровым,