Так называемая экономика потребления и политика корпоративного капитализма создали вторую природу человека, которая либидинально и агрессивно привязывает его к товарной форме. Потребность обладать, потреблять, обращаться и постоянно обновлять предлагаемые и навязываемые людям гаджеты, устройства, инструменты, двигатели, использовать эти товары даже под угрозой собственного уничтожения стала "биологической" потребностью в том смысле, который был только что определен. Вторая природа человека, таким образом, противостоит любым изменениям, которые нарушили бы и, возможно, даже отменили бы эту зависимость человека от рынка, все более плотно заполненного товарами, - отменили бы его существование в качестве потребителя, поглощающего себя покупкой и продажей. Таким образом, потребности, порождаемые этой системой , являются в высшей степени стабилизирующими, консервативными потребностями: контрреволюция, закрепленная в инстинктивной структуре.

Рынок всегда был эксплуатацией и тем самым господством, обеспечивая классовую структуру общества. Однако производственный процесс развитого капитализма изменил форму господства: технологическая завеса прикрывает грубое присутствие и действие классового интереса в товаре. Нужно ли еще говорить, что не технология, не техника, не машина являются двигателями подавления, а присутствие в них хозяев, которые определяют их количество, срок их жизни, их силу, их место в жизни и необходимость в них? Нужно ли еще повторять, что наука и техника - это великие средства освобождения и что только их использование и ограничение в репрессивном обществе превращает их в средства господства? 133

Вследствие этого Маркузе считает, что рабочий класс больше не может быть подходящей основой для революции. Нужен "новый рабочий класс", но Маркузе разочарован тем, что различные необходимые ингредиенты не выстраиваются в единую популяцию.

Эта [стабилизирующая] тенденция усиливается благодаря изменению состава рабочего класса. Сокращение доли "синих воротничков", рост числа и значения "белых воротничков", техников, инженеров и специалистов разделяет класс. Это означает, что именно те слои рабочего класса, которые несли и продолжают нести на себе всю тяжесть грубой эксплуатации, будут выполнять постепенно уменьшающуюся функцию в процессе производства. Все более решающую роль в этом процессе приобретает интеллигенция - инструменталистская интеллигенция, но все же интеллигенция. Этот "новый рабочий класс", в силу своего положения, мог бы нарушить, реорганизовать и перенаправить способ и отношения производства. Однако у них нет ни интереса, ни жизненной необходимости делать это: они хорошо интегрированы и хорошо вознаграждены. ...Объективный фактор, то есть человеческая основа процесса производства, воспроизводящего сложившееся общество, существует в промышленном рабочем классе, человеческом источнике и резервуаре эксплуатации; субъективный фактор, то есть политическое сознание, существует в среде нонконформистской молодой интеллигенции; а жизненная необходимость перемен - это сама жизнь населения гетто и "обездоленных" слоев трудящихся классов в отсталых капиталистических странах. 134

Таким образом, Маркузе закладывает основу, которая стала марксизмом идентичности сегодняшнего дня, ища новый пролетариат, который сможет восстать с необходимым сознанием и в достаточном количестве, объединив эти группы в "солидарность", которая теперь является клеем межсекторальности.

Для марксистской теории расположение (или, скорее, сужение) оппозиции в определенных слоях среднего класса и в гетто представляется недопустимым отклонением, как и акцент на биологических и эстетических потребностях: регресс к буржуазной или, что еще хуже, аристократической идеологии. Но в передовых монопольно-капиталистических странах смещение оппозиции (от организованных промышленных рабочих классов к воинствующим меньшинствам) вызвано внутренним развитием общества, и теоретическое "отклонение" лишь отражает это развитие. То, что выглядит как поверхностное явление, свидетельствует о базовых тенденциях, которые предполагают не только различные перспективы изменений, но и глубину и масштабы изменений, далеко выходящих за рамки ожиданий традиционной социалистической теории. В этом аспекте вытеснение отрицающих сил с их традиционной базы среди основной массы населения не является признаком слабости оппозиции перед интегрирующей мощью развитого капитализма, а вполне быть медленным формированием новой базы, выдвигающей на первый план новый исторический субъект перемен, реагирующий на новые объективные условия, с качественно иными потребностями и устремлениями. 135

Другими словами, Маркузе признает некую радикальную близость между "населением гетто" и левыми студентами среднего класса (в основном белыми), которую марксистская теория не может адекватно сформулировать. Объединив их вместе (принеся теорию в гетто и черных боевиков с большой буквы в университеты), он видит возможность. Эта возможность заключается в создании нового пролетариата, который заменит "стабилизированный" рабочий класс:

Предшествующая попытка анализа современной оппозиции обществу, организованному корпоративным капитализмом, была сосредоточена на разительном контрасте между радикальным и тотальным характером восстания, с одной стороны, и отсутствием классовой основы для этого радикализма - с другой. Такая ситуация придает всем попыткам оценить и даже обсудить перспективы радикальных изменений в сфере корпоративного капитализма абстрактный, академический, нереальный характер. Поиски конкретных исторических агентов революционных изменений в развитых капиталистических странах действительно бессмысленны. Революционные силы возникают в самом процессе перемен; воплощение потенциального в реальное - дело политической практики. И так же мало, как критическая теория, политическая практика может ориентироваться на концепцию революции, которая принадлежит XIX и началу XX века и которая все еще актуальна в больших регионах Третьего мира. Эта концепция предполагает "захват власти" в ходе массовых беспорядков, возглавляемых революционной партией, выступающей в качестве авангарда революционного класса и устанавливающей новую центральную власть, которая инициирует основные социальные изменения. Даже в индустриальных странах, где сильная марксистская партия организовала эксплуатируемые массы, стратегия больше не руководствуется этим понятием - свидетельство тому долгосрочная коммунистическая политика "народных фронтов". И эта концепция совершенно неприменима к тем странам, в которых интеграция рабочего класса является результатом структурных экономико-политических процессов (устойчивая высокая производительность, большие рынки, неоколониализм, управляемая демократия) и где сами массы являются силой консерватизма и стабилизации. Именно в самой силе этого общества заложены новые способы и измерения радикальных перемен. 136

Его мысль в контексте раздела, предшествующего этому, заключается в том, что рабочий класс больше нельзя считать основой для пролетарского движения или марксистской революции, поскольку он был подкуплен успехами капитализма. Благодаря тому, что, по его словам, развитый капитализм делает общества "процветающими" и "хорошо функционирующими", "массы сами становятся силами консерватизма и стабилизации". Иными словами, Маркузе считает, что успех капитализма в стабилизации общества и обеспечении его процветания и функционирования является серьезной проблемой (фактически, проблемой, которая, как он уверен, приведет к фашизму). В результате он ищет новое место для революционной воли и находит его в нечестивом слиянии левой интеллигенции, в основном в лице студентов и их радикальных профессоров, которые затем принесут критическую теорию радикальным и воинствующим меньшинствам (которых он будет использовать, чтобы добраться до революции). Как он это делает,

Но в то время как образ либертарного потенциала развитого индустриального общества подавляется (и ненавидится) управляющими репрессиями и их потребителями, он мотивирует радикальную оппозицию и придает ей странный неортодоксальный