просто делать свою работу. Никто не скажет ему, как и когда ею заниматься. Главное, чтобы он справлялся. Вот как надо работать. За все эти годы он выработал привычки и может все делать, даже не задумываясь. Даже если бы вокруг были люди, никто не обратил бы внимания на сторожа.

Такая работа мне бы понравилась. Не в смысле мытья и подметания. Но в смысле уединения, одиночества. Он не спит всю ночь, но ему не надо иметь дело с учениками, видеть, какие они безалаберные, небрежные, неряшливые, грязные. Но ему об этом известно лучше, чем остальным, ведь именно он устраняет последствия. Он и никто другой.

Если бы я могла работать одна, предпочла бы что-то в этом духе. Почти уверена в таком решении. Никаких светских бесед, никаких обсуждений планов на будущее. Никто не склоняется над столом, чтобы задавать вопросы. Ты просто делаешь свою работу. Если бы я могла работать одна и все еще жила одна, все было бы проще. Все было бы немного естественнее.

Вместе с тем, проводить в одиночестве всю ночь, да еще в таком большом здании… Жуткая работа. Я оглядываюсь на школу: она темная и тихая, как и машина внутри.

Единственная книга, которую подарил мне Джейк – это случилось примерно через неделю после нашей встречи, – называется «Пропащий». Это немецкий автор, некто Бернхард. Он уже умер, и я не знала о книге, пока не получила ее от Джейка. На форзаце он написал: «Еще одна печальная история».

Вся книга – это монолог из одного абзаца. Джейк подчеркнул один раздел. «Существовать ведь значит не что иное, как отчаиваться… мы не существуем, нами существуют»[9]. Я все думала о том, что это значит, после того как прочла. Еще одна печальная история.

Я слышу резкий металлический лязг откуда-то справа от меня, из школы. Он меня пугает. Поворачиваюсь на звук. Ничего, кроме кружащегося снега. Никаких признаков движения или света, кроме желтого прожектора. Я жду другого звука, но его нет.

Кто-то пошевелился за окном? Не могу сказать. Я определенно что-то слышала. Уверена, что слышала.

Снег повсюду. Трудно разглядеть дорогу, по которой мы приехали. А ведь она всего в пятидесяти ярдах или около того. Здесь очень холодно. Я инстинктивно подношу руку к вентиляционному отверстию. Джейк выключил мотор. Ключи забрал с собой. Он сделал это, не задумываясь.

Еще один громкий лязг. И еще. Сердце бьется тяжело и быстро. Я поворачиваюсь и снова смотрю в окно. Я больше не хочу смотреть. Мне это не нравится. Я хочу уехать. Я действительно хочу уехать прямо сейчас. Я хочу, чтобы это закончилось. Где Джейк? Что он делает? Как долго его нет? Где мы находимся?

Я из тех, кто проводит много времени в одиночестве. Я дорожу своим одиночеством. Джейк считает, что я слишком много времени провожу одна. Возможно, он прав. Но сейчас я не хочу оставаться одна. Только не здесь. Как мы с Джейком говорили по дороге, контекст – это самое главное.

В четвертый раз раздается лязг. Громче всех прежних. Он определенно идет изнутри школы. Как глупо. Это Джейк должен пойти на работу утром, а не я. Я могу и поспать. Почему я согласилась на это? Мне не следовало ехать с ним. Я должна была все закончить давным-давно. Как я здесь оказалась? Мне не следовало соглашаться, не надо было ехать к его родителям, в дом, где он вырос. Это было неправильно. Но я поддалась любопытству. Я должна сидеть у себя в квартире, читать или спать. Момент был неподходящий. Сейчас я должна быть в постели. Я знала Джейка и понимала, что мы долго не протянем. Знала. С самого начала. И теперь сижу в этой дурацкой, замерзшей машине. Открываю дверь. Снова врывается холод.

– ДЖЕЕЕЕЕЙК!

Нет ответа. Сколько времени прошло? Десять минут? Больше? Разве он уже не должен был вернуться? Все случилось так быстро. Он, как одержимый, хотел разобраться с тем мужчиной. Но зачем? Высказаться, наорать, подраться… или что? В чем смысл?

Как будто Джейк расстроился из-за чего-то другого, не известного мне. Может, стоит пойти и поискать его. Я не могу вечно сидеть в машине и ждать. Он велел остаться здесь. Это было последнее, что он сказал.

Мне плевать, если он разозлится. Он не должен был оставлять меня совсем одну. В темноте. На холоде. С мыслями о том, чтобы все закончить. Безумие. Мы, сука, забрались куда-то к черту на рога. Это действительно несправедливо и дерьмово. Как долго я должна здесь торчать?

Но что еще я могу сделать? У меня нет других вариантов. Я должна остаться. Отсюда никуда не дойдешь пешком. В любом случае здесь слишком холодно и темно. Я не могу никому позвонить, так как мой дурацкий телефон сдох. Надо подождать. Но я не хочу просто сидеть и мерзнуть. Будет становиться все холоднее. Я должна найти его.

Я поворачиваюсь и шарю рукой по полу за водительским сиденьем. Пытаюсь найти шерстяную шапку Джейка. Я видела, как он положил ее туда, когда мы только сели в машину. Нащупала. Немного великовата для меня, но сгодится. Надеваю ее. Не слишком большая. Сидит лучше, чем ожидалось.

Открываю дверь машины, вытягиваю ноги и встаю. Закрываю, не хлопнув.

Я медленно иду к школе. Вся дрожу. Все, что слышу, – хруст снега на тротуаре под ногами. Ночь темна. Очень темна. Здесь всегда должно быть темно. Я вижу, как вокруг вьется мое дыхание, испаряясь. Из-за ветра снег падает под углом. Несколько секунд, мгновение, не знаю, сколько времени, я смотрю на небо, на звезды. Странно, что я вижу так много звезд. По идее, снежная буря должна была принести тучи. Но тут звезды. Повсюду.

Подхожу к школьному окну и заглядываю внутрь. Прикрываю глаза руками. Там жалюзи, от пола до потолка. Я никого не вижу сквозь щели. Похоже на библиотеку или офис. Книжные полки. Стучу в холодное стекло. Оглядываюсь на машину. До нее футов тридцать. Стучу снова, на этот раз сильнее.

Я вижу зеленый мусорный бак. Подхожу к нему и снимаю крышку. Джейк был прав. Он наполовину заполнен бежевой солью. Ставлю крышку на место. Не получается. Она помята и искорежена. Больше не могу сидеть в машине. Нужно отыскать Джейка. Я иду к той стороне школы, куда направился Джейк. Все еще с трудом различаю его следы.

Я ожидала найти здесь игровую площадку. Но это же старшая школа, у них игровых площадок нет. Сворачиваю