Способы победить артиллерию

Каждое из используемых на полях сражений орудий могло быть каким-либо способом нейтрализовано, всегда существовал какой-либо метод ослабить его эффективность. Так же было и в случае артиллерии.

Основная проблема, связанная с использованием орудий в бою, заключалась в сложности процесса прицеливания. Правда, опытная обслуга могла время от времени отличиться необыкновенно удачным выстрелом, однако это было скорее исключением, нежели правилом. И касалось это всех армий той эпохи. Даже так ценимой современниками, как шведская армия Густава Адольфа (например, в битве под Митавой 3 августа 1622 года: «[…] стреляли из них [двух шведских орудий] в наши хоругви [войск Великого княжества Литовского], однако благодаря Божьей милости без какого-либо ущерба»[369]) и его наследников (о фатальной меткости шведской артиллерии в Варшавской битве 1656 года ранее уже упоминалось).

Что предпринимали артиллеристы, чтобы увеличить эффективность своих орудий? Они пристреливались к заранее выбранным местам, которые называли «целями». Этими «целями» служили характерные пункты на поле битвы. Например, камень или дерево. Обслуга орудия ждала, пока противник не окажется поблизости такого пункта, и тогда открывала огонь.

Знание «целей» позволяло передвигаться по полю битвы без риска понести серьезные потери. Особенно это касалось всадников, выезжавших на поединки – стычки, предшествовавшие битве. Около 1580 года Станислав Сарницкий писал: «Тот поединщик, который знает эти и подобные способы, даже под самым сильным обстрелом может спокойно, без ущерба для своей чести, перемещаться по полю битвы на своей лошади и не получит какого-либо ущерба»[370].

Четыре десятилетия спустя витебский кастелян Войцех Раковский рекомендовал поединщикам: «Знай, где находятся цели / сделаны знаки/По которым бьет из орудий глупая молодежь»[371].

Однако стычки одиночных солдат или малых групп отличаются от атаки целой роты или еще более крупной группировки войск. В последнем случае маневрировать между «целями» было невозможно. Как же в таком случае поступала гусария? Уже в XVI веке рекомендовалось, чтобы гусары учились размыкать и смыкать свои шеренги[372]. Это умение оказалось полезным при интенсивном обстреле. Его применили, например, в 1660 году в битве над рекой Бася, где, попав под огонь московских орудий, кавалеристы разомкнули свои ряды в форме полумесяца[373]. Когда осел дым, они сразились с врагом. Правилом было то, что неприятеля атаковали максимально плотными шеренгами, называемых «колено к колену», поскольку во время скачки рыцари касались друг друга коленями.

Глава 11

Универсальный рыцарь

31 июля 1649 года под Лоёвом литовские гусары конно атаковали казацкую кавалерию наказного гетмана Михаила Станислава Кричевского (польск. Michał Stanisław Krzeczowski или Krzyczowski). Сделали они это так успешно, что 400–600 копейщиков разбили 4–5 тысяч вражеской кавалерии[374]. Однако это была не вся противостоящая им армия. Ожесточенные бои продолжались до прибытия на поле битвы Самуэля Коморовского, поручника гусарской хоругви гетмана польного Литовского Януша Радзивилла. До этого отряд Коморовского был выслан в разъезд; в его состав входила половина гусарской хоругви Януша Радзивилла, половина гусарской хоругви князя Богуслава Радзивилла и целая гусарская хоругвь стражника Великого княжества Литовского Григория Мирского, а также несколько хоругвей легкой кавалерии, драгун и свободная челядь под четырьмя флажками или так называемыми значками.

Услышав звуки сражения, поручник Коморовский вернулся под Лоёв. Он прибыл как раз вовремя, чтобы с саблями в руках ударить в тыл повстанцам[375]. Согнанные с поля боя казаки сделали то, что обычно делали в такой ситуации: доверили свои жизни укреплениям. В течение четверти часа в лесу построили укрепленный обоз, который было чрезвычайно трудно атаковать конному рыцарству. Однако прежде чем поляки занялись Кричевским, они получили весть, что через Днепр на поле битвы переправляются очередные три тысячи казаков. Эти казаки были сброшены в воду, большая часть их была расстреляна, однако в этот раз без участия гусарии.

После того как поляки справились с десантом, в руки гетмана Радзивилла попали пленные, которые донесли о подходе табора с орудиями. Против него удачливый гетман выслал Григория Мирского с его гусарской хоругвью. В распоряжение Мирского он также передал три хоругви легкой кавалерии, небольшое количество немецкой пехоты и драгун. Мирский справился со своей задачей так, как и должно было гусарскому ротмистру: на расстоянии чуть больше двух километров от прежнего поля битвы он напал на табор и сумел разбить его.

Когда Мирский вступил в битву, Кричевский решил пробиться к табору. Он вышел на край леса, однако встретил там готовую к сражению армию Радзивилла. В строю стояли спешенные гусары гетманской хоругви. Начался ожесточенный бой, продолжавшийся более двух часов. В результате казаков Кричевского вынудили к отступлению, однако укрепления в лесу взять не удалось. В этих боях принимали участие не только спешенные гусары Радзивилла (ими руководил товарищ данной хоругви Кшиштоф Котовский, который затем был подстрелен на казацком валу), но и гусары смоленского воеводы Ежи Кароля Хлебовича.

С наступлением ночи битва прервалась. Гетман потребовал от войск вернуться в лагерь, планируя продолжить бой на следующий день. На страже он оставил, среди прочих, Винсента Госевского с гусарией. На рассвете перед удивленными литовцам предстал пустой лагерь противника. Поблизости от него на носилках был обнаружен раненый казацкий вождь Михаил Станислав Кричевский. Несмотря на заботливую опеку лекарей, он умер 3 августа. Перед смертью он рвал на себе волосы и повторял: «Разве недостаточно загубить 30 тысяч человек?»[376]

Битва под Лоёвом закончилась великой победой литовцев. «Theatrum Europaeum», хроника европейских конфликтов, разнесла по континенту весть о мужестве солдат, «которых не насчитывалось даже трех тысяч, но они отважились сразиться с тридцатью тысячами казаков, армию которых полностью победили, а их возы, провиант и вождя захватили»[377]. И хотя такое соотношение сил сегодня кажется сильно преувеличенным, одно верно: гусары в той битве доказали, что являются универсальным рыцарством. Как и положено копейщикам, они разбили в кавалерийской атаке многократно превосходящую их числом вражескую кавалерию. Они участвовали в разъезде, стояли на страже, атаковали с саблями в руках, то есть делали то, что обычно делает легкая кавалерия. А когда потребовалось, они слезли с коней, чтобы биться в роли пехотинцев.

Гусария, в общем-то правильно, ассоциировалась с проламывающими строй прямыми кавалерийскими атаками. В то время обязательным являлся плотный строй «колено к колену». В последней фазе атаки кони переходили на галоп, и всадники ударяли противника копьями на полной скорости. Но это был не единственный вид боя, который практиковало это рыцарство. Существовали также менее типичные способы использования данной формации в