теле), которая должна показать противнику, что он не обязан атаковать, поскольку человек уже признал себя побежденным.

Не только во времена гусарии.

Поведение пехоты не зависело ни от ее национального состава, ни от исторического периода, в котором служила данная пехота. Представленное ниже описание позволяет понять, что не было ничего необыкновенного в победах гусарии над пехотой. Низкая эффективность огнестрельного оружия была явлением, не зависящим от времени и не ограниченным никаким культурным кругом. Она происходила из поведения пехоты во время битвы, которое не менялось в течение столетий. И это не должно удивлять, поскольку люди в состоянии сильного стресса «перестают думать» и поддаются своей «звериной натуре». Так что не удивительно, что хотя огнестрельное оружие со временем становится все более совершенным технически, его меткость не возрастает с такой же скоростью. Это связано с тем, что за каждым карабином стоит человек. А он ведет себя, например, таким образом, как повели себя солдаты 22 апреля 1919 года, что описал Ежи Конрад Мацеевский, взводный 19-го полка пехоты Обороны Львова. После победных сражений за деревню Ставчаны он записал: «К несчастью, мой манлихер [самозарядный карабин] сначала не хотел заряжаться, а потом вообще заклинил. […] Под градом пуль, ожесточенно обстреливаемый неприятельской артиллерией, перед лицом гайдамаков [украинских солдат], сидящих в окопах в 200 метрах от края леса, – я был безоружен.

Зато я мог свободно наблюдать за поведением всех солдат. Я увидел одного, который стрелял на четыре шага перед собой – в землю – аж комья земли вылетали на несколько метров вверх. Другой – спрятав голову между колен и выставив грустное лицо вверх – старался разбить Пану Богу и всем святым как можно больше окон. Третий стрелял вправо в бок, то есть прямо в солдат из [нашей] I роты. “Почему ты, обезьяна такая… туда стреляешь? Ведь в той стороне наши!” Он оглянулся на меня безумным взглядом и шепнул: “Ведь с той стороны заходят русские”[344].

Другой пример, в этот раз поражения польской пехоты, описывает бои вблизи деревни Зарудыньцы, которые имели место 6 июня 1920 года. Пример интересный, поскольку показывает, что даже наличие пулемета не гарантировало сдерживание кавалерийской атаки.

[…] По ровному полю скакала к нам галопом сотня казаков. Какой-то командир на прекрасной лошади с поднятой вверх саблей скакал впереди, белый конь просто танцевал под ним, а он ревел:

– Вперед, товарищи! Победа за нами!

– Стрелять, стрелять! – кричал я. – Пулемет!

Боже! Пулеметчики, которые стояли рядом со мной с оружием, воспользовавшись тем, что я отвлекся, начали убегать. Я пытаюсь вернуть их, а они с пулеметной станиной сбежали… И если бы я знал, что мне придется иметь дело с кавалерией, то держал бы всю роту при себе, в кулаке, а так мы даже практически не стреляли. Мы выглядели как маленькие птички, загипнотизированные гремучей змеей.

– Стрелять, стрелять! Сукины дети! Стрелять!

Возвращаю станину от пулемета, солдаты ставят ее на место, начинают монтаж, однако руки у них трясутся, не могут попасть, а тут казаки уже показываются из небольшой котловины! Земля гудит… “Ура! Ура!” Я стреляю в командира два раза. Безуспешно! Пулеметчики убегают, пехота уже сбежала! Я вижу, как они бегут с развевающимися плащами, как бросают со звоном патроны, пояса, котелки, пулеметные ленты, плащи и даже шапки! Что же, убегать? Убегаю. Ров, кусты, парк, дорога, за дорогой кустарник… Дальше не могу… Приседаю в кустах, голова работает молниеносно: что с остальной ротой?»[345]

В мире животных редко доходит до стычек между особями одного и того же вида, заканчивающихся их гибелью, поскольку предотвращает это соответствующая игра названными выше четырьмя реакциями (1. Демонстрация; 2. Бой – часто видимость; 3. Покорность; 4. Бегство). Самцы одного и того же вида конкурируют в борьбе за определенные запасы, например за корм или за самку. Они не обязательно должны убивать конкурента, чтобы получить награду в виде доступа к желаемому. Достаточно, если они вынудят конкурента к покорности и отступлению. Как оказалось, человек, сражаясь с другим человеком, ведет себя точно таким же образом. У нас также есть скрытые механизмы, которые включаются в случае опасности. Когда человек разозлен или же чувствует угрозу, он перестает мыслить передним мозгом (если сказать проще, это отдел мозга, отвечающий за то, что мы называем «человечностью») и думает мозгом средним (отдел мозга, отвечающий за животную природу человека)[346]. И как звери в такой ситуации, так и человек в сражении с такой же особью, переживает всю гамму реакций, которые успешно минимизируют потери – или свои (покорность, бегство) или противника (демонстрация, видимость боя). Что из этого следует?

Исследования, которые проводились во время Второй мировой войны среди американских солдат, показали, что только 15–20 % из них во время сражения вообще использовало бы свое огнестрельное оружие[347]. Оставшиеся не были на это способны – не столько физически, сколько психологически. И это несмотря на то, что многие из них рисковали своей жизнью, спасая в это время раненых, поднося амуницию и выполняя иные, не менее опасные для жизни обязанности. Таким образом, здесь речь идет не о трусости, а о невозможности преодоления табу, которым для большинства психически здоровых людей является убийство другого человека. Гроссман считает, что в эпоху, когда на полях сражений пользовались огнестрельным оружием с черным порохом, как минимум половина солдат вообще не стреляла, а только многократно перезаряжала свои ружья[348]. А среди тех, кто стрелял, только небольшая часть целились в противника с целью его убийства[349]. Остальные опустошали свои стволы целясь чаще всего не в неприятеля, а в воздух. В своем исследовании Гроссман опирался на данные войн, прошедших в XIX и XX веках, однако тот же самый тип поведения можно видеть и у солдат, сражавшихся в эпоху гусарии. И хотя не подведена под это достаточно фундированная теория, тем не менее «[…] каждый офицер, который один или два раза бывал в битве, знает, что стрельба с дальнего расстояния наносит очень мало вреда; и чем быстрее кто-то хочет стрелять, тем больше спешит, и тем меньше пуль попадают в цель. […] поэтому так же много пуль попадает в землю или уходит в воздух, особенно когда дрожат руки и мало времени для заряжания […]»[350].

Такое дрожание рук представляет собой нормальное явление и связано не только со спешкой, которая обычно сопровождала процесс заряжания и стрельбы. Как писал Кампенхаусен, у атакующих в