Не только во времена гусарии.

Поведение пехоты не зависело ни от ее национального состава, ни от исторического периода, в котором служила данная пехота. Представленное ниже описание позволяет понять, что не было ничего необыкновенного в победах гусарии над пехотой. Низкая эффективность огнестрельного оружия была явлением, не зависящим от времени и не ограниченным никаким культурным кругом. Она происходила из поведения пехоты во время битвы, которое не менялось в течение столетий. И это не должно удивлять, поскольку люди в состоянии сильного стресса «перестают думать» и поддаются своей «звериной натуре». Так что не удивительно, что хотя огнестрельное оружие со временем становится все более совершенным технически, его меткость не возрастает с такой же скоростью. Это связано с тем, что за каждым карабином стоит человек. А он ведет себя, например, таким образом, как повели себя солдаты 22 апреля 1919 года, что описал Ежи Конрад Мацеевский, взводный 19-го полка пехоты Обороны Львова. После победных сражений за деревню Ставчаны он записал: «К несчастью, мой манлихер [самозарядный карабин] сначала не хотел заряжаться, а потом вообще заклинил. […] Под градом пуль, ожесточенно обстреливаемый неприятельской артиллерией, перед лицом гайдамаков [украинских солдат], сидящих в окопах в 200 метрах от края леса, – я был безоружен.

Зато я мог свободно наблюдать за поведением всех солдат. Я увидел одного, который стрелял на четыре шага перед собой – в землю – аж комья земли вылетали на несколько метров вверх. Другой – спрятав голову между колен и выставив грустное лицо вверх – старался разбить Пану Богу и всем святым как можно больше окон. Третий стрелял вправо в бок, то есть прямо в солдат из [нашей] I роты. “Почему ты, обезьяна такая… туда стреляешь? Ведь в той стороне наши!” Он оглянулся на меня безумным взглядом и шепнул: “Ведь с той стороны заходят русские”[344].

Другой пример, в этот раз поражения польской пехоты, описывает бои вблизи деревни Зарудыньцы, которые имели место 6 июня 1920 года. Пример интересный, поскольку показывает, что даже наличие пулемета не гарантировало сдерживание кавалерийской атаки.

[…] По ровному полю скакала к нам галопом сотня казаков. Какой-то командир на прекрасной лошади с поднятой вверх саблей скакал впереди, белый конь просто танцевал под ним, а он ревел:

– Вперед, товарищи! Победа за нами!

– Стрелять, стрелять! – кричал я. – Пулемет!

Боже! Пулеметчики, которые стояли рядом со мной с оружием, воспользовавшись тем, что я отвлекся, начали убегать. Я пытаюсь вернуть их, а они с пулеметной станиной сбежали… И если бы я знал, что мне придется иметь дело с кавалерией, то держал бы всю роту при себе, в кулаке, а так мы даже практически не стреляли. Мы выглядели как маленькие птички, загипнотизированные гремучей змеей.

– Стрелять, стрелять! Сукины дети! Стрелять!

Возвращаю станину от пулемета, солдаты ставят ее на место, начинают монтаж, однако руки у них трясутся, не могут попасть, а тут казаки уже показываются из небольшой котловины! Земля гудит… “Ура! Ура!” Я стреляю в командира два раза. Безуспешно! Пулеметчики убегают, пехота уже сбежала! Я вижу, как они бегут с развевающимися плащами, как бросают со звоном патроны, пояса, котелки, пулеметные ленты, плащи и даже шапки! Что же, убегать? Убегаю. Ров, кусты, парк, дорога, за дорогой кустарник… Дальше не могу… Приседаю в кустах, голова работает молниеносно: что с остальной ротой?»[345]

В мире животных редко доходит до стычек между особями одного и того же вида, заканчивающихся их гибелью, поскольку предотвращает это соответствующая игра названными выше четырьмя реакциями (1. Демонстрация; 2. Бой – часто видимость; 3. Покорность; 4. Бегство). Самцы одного и того же вида конкурируют в борьбе за определенные запасы, например за корм или за самку. Они не обязательно должны убивать конкурента, чтобы получить награду в виде доступа к желаемому. Достаточно, если они вынудят конкурента к покорности и отступлению. Как оказалось, человек, сражаясь с другим человеком, ведет себя точно таким же образом. У нас также есть скрытые механизмы, которые включаются в случае опасности. Когда человек разозлен или же чувствует угрозу, он перестает мыслить передним мозгом (если сказать проще, это отдел мозга, отвечающий за то, что мы называем «человечностью») и думает мозгом средним (отдел мозга, отвечающий за животную природу человека)[346]. И как звери в такой ситуации, так и человек в сражении с такой же особью, переживает всю гамму реакций, которые успешно минимизируют потери – или свои (покорность, бегство) или противника (демонстрация, видимость боя). Что из этого следует?

Исследования, которые проводились во время Второй мировой войны среди американских солдат, показали, что только 15–20 % из них во время сражения вообще использовало бы свое огнестрельное оружие[347]. Оставшиеся не были на это способны – не столько физически, сколько психологически. И это несмотря на то, что многие из них рисковали своей жизнью, спасая в это время раненых, поднося амуницию и выполняя иные, не менее опасные для жизни обязанности. Таким образом, здесь речь идет не о трусости, а о невозможности преодоления табу, которым для большинства психически здоровых людей является убийство другого человека. Гроссман считает, что в эпоху, когда на полях сражений пользовались огнестрельным оружием с черным порохом, как минимум половина солдат вообще не стреляла, а только многократно перезаряжала свои ружья[348]. А среди тех, кто стрелял, только небольшая часть целились в противника с целью его убийства[349]. Остальные опустошали свои стволы целясь чаще всего не в неприятеля, а в воздух. В своем исследовании Гроссман опирался на данные войн, прошедших в XIX и XX веках, однако тот же самый тип поведения можно видеть и у солдат, сражавшихся в эпоху гусарии. И хотя не подведена под это достаточно фундированная теория, тем не менее «[…] каждый офицер, который один или два раза бывал в битве, знает, что стрельба с дальнего расстояния наносит очень мало вреда; и чем быстрее кто-то хочет стрелять, тем больше спешит, и тем меньше пуль попадают в цель. […] поэтому так же много пуль попадает в землю или уходит в воздух, особенно когда дрожат руки и мало времени для заряжания […]»[350].

Такое дрожание рук представляет собой нормальное явление и связано не только со спешкой, которая обычно сопровождала процесс заряжания и стрельбы. Как писал Кампенхаусен, у атакующих в