путь навевал разные мысли. Эрибу часто вспоминал семью и свою деревеньку Шаду, и тогда сердце сжималось в сладостном предвкушении скорой встречи с родными, близкими и друзьями. Ведь ему осталось служить в армии всего год!

Впрочем, его новый чин предполагал, что воинская служба отныне станет для него профессией, но Эрибу почему-то не прельщало ни высокое жалованье, ни почести, полагающиеся офицерам армии. Лапуттам — все же немалый чин; ведь под его началом обычно находилась сотня воинов. Это только в разведке, где собраны лучшие из лучших, лапуттаму подчинялось подразделение из пятидесяти солдат.

И все чаще Эрибу почему-то вспоминался старый отшельник Ушпия. Который оказался обманщиком. Добрым обманщиком. Ушпия не был обычным фокусником — из тех, кто развлекает толпы праздношатающихся людей. Субарейцы прогнали его от родных очагов из-за того, что он был колдуном. И не каким-нибудь самоучкой, а рожденным ведьмой.

Этот опасный дар обнаружился у юного Ушпии, едва тому исполнилось пятнадцать лет. Его племя — остатки некогда сильной державы Субарту, с которой не раз сражались ашшуры, причем нередко терпели поражения, — жило в горах, на севере от Вавилона. В конечном итоге субарейцев завоевали цари Урарту. Завоевали, но не подчинили всецело. Субарейцы считались мятежниками; они постоянно поднимали восстания.

Подчинить их своей воли пытались многие цари, но с большой армией в горах особо не развернешься (а сражаться субарецы умели и дрались неистово). Поэтому правители, как Урарту, так и Земли Ашшур, убирались восвояси не солоно хлебавши.

Колдунов боялись и не любили все племена. Несмотря на то, что они приносили много пользы, суеверные соплеменники (чаще всего под влиянием жрецов) относились к ним весьма прохладно, чтобы не сказать больше. Колдовской дар Ушпии вызывал страх, и в конечном итоге он разделил судьбу многих субарейцев, которые стали скитальцами без роду-племени — по разным причинам, в основном из-за своего свободолюбивого характера.

А Ушпия и впрямь был выдающимся колдуном. Конечно, Эрибу это понял гораздо позже — когда втянулся в обучение, предложенное субарейцем. Поначалу Ушпия хотел ограничиться лишь показом некоторых фокусов, способных помочь на житейском пути понравившемуся ему мальчику-ашшуру. Что ни говори, но жизнь отшельника скучна и однообразна. Эрибу скрашивал монотонное течение реки времени, по волнам которой неспешно плыл субареец.

Но однажды все резко изменилось. Ушпия оступился, упал со скалы, и сломал себе все, что только мог: руку, обе ноги, несколько ребер… Хвала богам, что не шею. Возможно, он и мог выжить после этого несчастного случая, но остался бы калекой, что подразумевало скорую голодную смерть.

Немощный отшельник — практически не жилец, так как он не сможет обеспечить себя хотя бы минимумом продуктов. Ведь Ушпию кормили его ноги и руки. Он добывал пчелиный мед из дупел деревьев, собирал грибы в лесу и ягоды на солнечных склонах холмов, ловил рыбу в горном ручье и выпускал ее в запруду, чтобы еда всегда была под рукой, ставил петли и капканы на мелких животных и грызунов…

Эрибу застал старика в плачевном состоянии. Это так поразило мальчика, что он решил не скрывать своих способностей и немедленно принялся лечить Ушпию. Субареец сразу понял, с чем ему пришлось столкнуться. Это была не просто сила, а нечто гораздо большее. А когда спустя две недели он твердо встал на ноги, убедившись, что кости срослись, Ушпия уже не сомневался — перед ним колдун, которому он не годится и в подмастерья. Только необученный. Что в конечном итоге могло наделать много бед.

И отшельник стал учить Эрибу разным колдовским премудростям с жаром, который трудно было заподозрить в несколько меланхоличном старике. Создавалось впечатление, что Ушпия куда-то спешил. Впрочем, так оно и оказалось — спустя два года старика не стало. Лишь несколько позже Эрибу понял, что Ушпия не только научил его разным заклинаниям, но еще и передал ему остатки своей магической силы, что истощило отшельника вконец.

Эрибу похоронил своего Учителя в его пещере. Туда же он перенес и статую Хены. А вход в пещеру тщательно замаскировал. Раз в месяц Эрибу обязательно приходил сюда, чтобы принести жертву богине субарейцев и помянуть Ушпию. Он подолгу сидел в полной неподвижности возле водоема, наблюдая, как в прозрачной воде плавают рыбки, и слушая неумолчное журчание ручья. Иногда ему чудилось, что в круглом зеркале водоема всплывает лицо старика. Ушпия загадочно улыбался…

— Командир, впереди засада! — Шепот Силима разрушил воспоминания Эрибу.

Начальником охраны каравана купец поставил ветерана, бывшего раб-эширте копьеносцев, которого звали Джераб. Главным его достоинством была невозмутимость. Создавалось впечатление, что Джераб уверен в отсутствии опасностей на пути следования каравана. Конечно, поведение начальника охраны успокаивало погонщиков, но только не людей Эрибу. Опытные разведчики всегда были настороже.

— Ты сказал об этом Джерабу? — обеспокоенно спросил Эрибу.

— Конечно.

— И что?

— А ничего. Послал меня подальше. Приказал не паниковать впустую, заткнуться и заниматься своим делом.

— Понятно… Но откуда тебе известно, что нас поджидают разбойники?

— Птички, лапуттам. Взгляни…

И впрямь, далеко впереди, над невысокими зелеными холмами, которые вырастали из желтого песочного марева, кружила птичья стая. Птицы явно были чем-то обеспокоены. Чем именно — тут и гадать долго не приходилось. Пернатые волновались за своих птенцов. Ведь люди расположились в кустарнике, где находились птичьи гнезда. Это было понятно любому человеку, только не флегматичному Джерабу.

Он единственный из всех охранников имел право ехать верхом на осле. При этом Джераб еще и умудрялся дремать на ходу, чем изрядно скрашивал тоскливую монотонную жизнь погонщиков. Они постоянно бились об заклад: как долго продержится Джераб на спине осла, прежде чем свалится на землю?

Падение бывшего раб-эширте вызывало оживление и взрыв смеха. Проигравшие расплачивались и вновь заключали пари. Ведь следующее падение грузного Джераба было не за горами, а значит, появлялся шанс отыграться.

— Предупреди наших, — приказал Эрибу. — Только