самым столкновением итальянцы отдали правый якорь и попытались дать задний ход, но до «Лукулла» оставалось всего 60 метров, и огромный пароход с жутким скрежетом врезался в левый борт яхты. После этого «Адрия» начала отходить, а в образовавшуюся пробоину «Лукулла» стала поступать вода. Через несколько минут яхта затонула. Однако с итальянского судна не только не спустили шлюпок, но даже не сбросили ни одного спасательного круга. Более того, оно сразу же покинуло место кораблекрушения. Среди русских офицеров никто не сомневался – таран был предпринят с единственной целью: убить несговорчивого Главнокомандующего. Его смерть была выгодна многим. Большевики Врангеля боялись и ненавидели. Они имели на это основания, ведь война только что завершилась, Советская Россия находилась в крайне тяжелом экономическом положении, крестьянство было недовольно и глухо роптало. Французы также не были удовлетворены твердым курсом барона на сохранение Русской армии как боевой силы.

Капитан «Адрии» категорически отрицал преднамеренный таран. Постепенно дело попросту «замяли». Господь хранил Врангеля, ведь его миссия на земле по-прежнему не была закончена. Ему предстоял еще нелегкий труд по переброске своих войск на Балканы.

С помощью Божией Врангель справился и с этой задачей: сохранившие боеспособность, не утратившие высокого духа, вспомнившие о Боге войска были переправлены в Болгарию и Сербию. Последней должны быть адресованы особенно теплые слова, поскольку сербы отнеслись к русским воинам по-братски. Это, в общем-то, неудивительно: сербский король Александр I Карагеоргиевич был тесно связан с Россией. Он обучался в нашем кадетском корпусе и всегда помнил о том, что именно наша империя первой пришла на помощь его стране. Более того, в 1918 году король предложил белому командованию две-три дивизии в помощь, но получил вежливый отказ. Скорее всего, красные от интернациональной помощи не отказались бы. Еще в годы Гражданской войны на сербской православной земле нашли приют тысячи русских беженцев. Да и Патриарх Сербский Варнава обучался в свое время в Санкт-Петербургской Духовной Академии.

В гораздо более сложном положении оказались наши части, переброшенные в Болгарию, но их судьба – тема отдельной книги. Заметим лишь, что освобожденная от османского ига кровью русских солдат и офицеров Болгария в двух мировых войнах выступала против России, хотя своих войск на нашу землю не посылала.

1 сентября 1924 года на базе своей армии Врангель создал Русский общевоинский союз. В том же году он совершил еще один рыцарский и христианский поступок – добровольно вошел в подчинение великого князя Николая Николаевича – дяди царя-страстотерпца Николая II и Главнокомандующего в 1914–1916 годах Императорской армии.

Можно привести еще один пример, показывающий православную сущность души Врангеля. Уже говорилось о том, что отношения барона и генерала Деникина не сложились. Уезжая из России весной 1920 года, Врангель, как он сам потом признавал, написал излишне гневное и обличительное письмо Деникину. Можно сказать, генералы порвали отношения друг с другом. Барон знал, что Антон Иванович пишет мемуары, и мог догадываться о нелицеприятных высказываниях в свой адрес, тем более что в своих воспоминаниях, к тому времени уже написанных, он крайне жестко отзывался о деятельности Деникина на посту Главнокомандующего. В распоряжении Врангеля находился сундук с делами канцелярии Особого совещания (деникинского правительства). Помимо журналов Особого совещания, в сундуке находились ценнейшие оперативные документы, материалы дипломатического характера. Деникин, пытавшийся объективно (насколько это возможно для очевидца и прямого участника событий) отразить события, происходившие на Юге России в годы его правления, остро нуждался в документах, но по понятным причинам обращаться к Врангелю не желал. И тогда барон лично распорядился передать своему предшественнику на посту Главнокомандующего на хранение все документы, относящиеся к времени правления Деникиным Югом России. Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас (Мф. 5, 44). Конечно, ни Врангель, ни Деникин не проклинали друг друга – это не Троцкий со Сталиным и не шипящий змеиный клубок большевистской верхушки, сладострастно барахтающийся в грязи фракционной борьбы и сбрасывающий со стен портреты поверженных врагов.

Сам барон переехал в Сербию и жил до 1927 года в Сремских Карловцах. Когда же быт русских воинов в изгнании был более-менее устроен, Врангель решил перебраться в Бельгию.

В прощальной речи перед белогвардейцами он справедливо говорил о том, что в тяжелых условиях эмиграции им, не сломленным духом, удалось выжить, сохранить Церковь (большая заслуга в этом епископа Вениамина – соратника барона), Русскую армию, печать и даже школы. Завершил он свою речь словами: «Бог не оставит нас, Россия не забудет». Врангель не ошибся, даже в изгнании Россия не умерла, Бог не оставил ее, и, как показала история, на просторах Советского Союза всегда были те, кто помнил подвиг белых воинов.

До конца жизни барон оставался патриотом России, мечтая служить ей, впрочем, он и в изгнании по-прежнему служил ей. Последние годы он провел в Брюсселе, написав воспоминания о Гражданской войне. В Бельгии барон не хотел жить на содержании РОВС, казна которого была и так весьма скудной, поэтому он вернулся к профессии горного инженера. Жил скромно, стал менее резок в суждениях, много времени уделял написанию своих «Записок» – воспоминаний о Гражданской войне. Но на это не хватало денег, и «Записки» были опубликованы только после смерти барона. Говорят, в последние годы Врангель предчувствовал приближение смерти, исповедовался и причащался. Сожалел ли он о разрыве с Деникиным, с которым так и не примирился, во всяком случае, публично? Бог знает. Но уверен, они давно уже примирились в Царствии Небесном, где, несомненно, оба и пребывают, а иначе и быть не может.

Ослабленный ранениями, тифом, барон заболел сначала гриппом, а потом туберкулезом. Болезнь буквально в несколько дней сожгла Врангеля. Его мать Мария Дмитриевна, жена Ольга Михайловна и дети находились рядом с ним до последней минуты. Лечил Петра Николаевича соратник по белой борьбе профессор Иван Павлович Алексинский, которому незадолго до смерти барон признался: «Меня мучает мой мозг. Я не могу отдохнуть от навязчивых ярких мыслей, передо мной непрерывно развертываются картины Крыма, боев, эвакуации… Мозг против моего желания лихорадочно работает, голова все время занята расчетами, вычислениями, составлением диспозиций… Меня страшно утомляет эта работа мозга. Я не могу с этим бороться… Картины войны все время передо мной, и я пишу все время приказы… приказы, приказы!»

Несмотря на все страдания, Врангель до последних минут земной жизни не терял сознания и присутствия духа.

…Он с облегчением вздохнул и откинул голову на подушку. Стало легче. Исповедь и принятие Святых Таин укрепили, даровали мир душе. Нервный припадок, случившийся в первый день Пасхи, неотступно преследовавшие боевые картины, так