Шрифт:
Закладка:
Олег помотал головой, отгоняя воспоминания. Лицо Натальи поплыло, черты исказились.
– Олег? Ещё реветь не хватало!
– Откуда мне взять деньги? – через силу возвращаясь в реальность, пробормотал он. – Я даже не знаю, сколько нужно!
– Главное – не зли их. Возьми, сколько есть, оставь там. Они свяжутся с тобой сами.
– С папой было так же?
Наталья кивнула, глядя одновременно с сочувствием и раздражением. Вовсе не уверенный, что это лучшее решение, Олег в смятении мотнул головой.
– У меня есть не так много. И… всё уже распределено. Я уверен, что им нужно больше. Где я возьму деньги?
Голос зазвенел, сорвался.
– Устройся работать, – предложила Наталья, подцепляя ножом край яичницы.
– Когда? – с горечью спросил Олег. – Я учусь.
– Умудряются же студенты как-то учиться и работать.
– Вы серьёзно думаете, что я могу найти работу, которую удастся совмещать с учёбой и которая даст столько, чтобы я смог расплатиться?
– Это лучше, чем сразу сложить лапки. Или ты ждёшь, что я и тебе дам денег?
Олег поморщился. В глубине души он, конечно, ждал чуда. Вдруг у Натальи завалялся, например, лишний миллион-другой. Вдруг она пристроит его куда-то, где он сможет быстро и просто заработать. Вдруг она спрячет его в убежище, где никому до него не добраться. Вдруг она скажет, что всё это – полная ерунда, и верить этому совершенно не стоит…
Он взялся за столешницу, рывком поднялся из-за стола.
– Спасибо. Пойду.
– Не зли их, – повторила Наталья, шагая за ним в прихожую. – Звони, если надо.
– Ага, – сухо кивнул Олег. Словно в тумане, зашнуровал ботинки, толкнул дверь.
Наталья проводила его до лифта. Когда кабина подъехала, повторила:
– Будь на связи.
– Это чем-то поможет? – с сарказмом спросил Олег, шагая внутрь.
– В крайнем случае… – невнятно ответила Наталья.
Двери начали съезжаться.
– Вы что-то знаете, – прошептал он. – Вы знаете, да? Что-то ещё? Чего не знал отец?
– Иди. И звони. Если придёт самый край.
Её голос отрезало тяжёлой створкой. Олег привалился к холодной стене кабины и съезжал по ней, пока не упёрся в заляпанный поручень. Закрыл глаза. Тяжело дыша, добрался до первого этажа, выскочил на воздух и упал на лавочку у подъезда. Достал телефон, открыл табличку со своими финансами и попытался понять, сколько может отдать прямо сейчас. От мысли о том, что нужно будет в пустоту, ни за что выбросить скопленное таким трудом, скрутило. Олег вмазал кулаком по скамейке. Поцарапался. Потекла кровь. Он облизал костяшки, прижал кулак ко лбу, закусил губу, стараясь выровнять дыхание.
Батя, батя, батя, почему ты всё ещё портишь мне жизнь, почему вмешиваешься, даже когда уже умер? Тебе было мало мамы? Тебе было мало моего детства? Почему?! Почему ты оставил меня в таком дерьме?
Олег сам не заметил, как заплакал. Саднило костяшки. Он зажмурился так крепко, что исчезли даже цветные крапины; только тьма.
Открыл глаза, на несколько секунд ослеп от яркого солнца и, шатаясь, побрёл к автобусной остановке. Надо было ехать в банк, надо было снимать с карты накопления и отправляться к «Спирали» – если он не хотел закончить, как отец.
А ещё надо было поверить во всё это, чтобы просто не сойти с ума.
Забираясь в автобус, Олег мельком подумал, что с Натальи словно слетела шелуха. В прошлый раз он встретил едва ли не Барби, а в этот – обычную крашеную тётку, ворчливую и немолодую. Может быть, всё очарование ей придавали куклы – чтобы отец не уходил. Хотя отец и так был в ней заинтересован – если верить её словам о том, что это она давала ему деньги на пьянки и поиски.
Глава 4. Изольда
Как бы ни восставало против этого всё внутри меня, пришлось попросить у Кати номер Коршанского.
– Зачем тебе?
– Подумал, что не против тряхнуть стариной.
– То есть? – Катя улыбнулась своему отражению в зеркале на двери и поправила чёлку. Как оказалось, причёска – дело небыстрое и медитативное; в процессе Катя частенько становилась слегка глуповатой.
– Помнишь, он предложил мне играть? Я ведь действительно умею.
– Играть?.. На чём?
– В кукольном театре, – вздохнул я. – Что, память девичья? Он ведь мне при тебе предлагал.
– Я думала, он в шутку. И в благодарность, что ты починил им сову.
– Может быть. Но я всё-таки хочу уточнить.
– А я думала, этому учатся. Есть же театральные институты. Какие-нибудь курсы.
– Отец у меня был хороший учитель, – хмыкнул я.
Катя пожала плечами, собрала волосы в хвост.
– Ты же вроде говорил, терпеть не можешь театр?
– А ты взяла и меня туда затащила.
– Хочешь сказать, проснулась ностальгия?
– Именно. Так дашь номер?
– Дай телефон… Вон там, на тумбочке… Сейчас скину.
Катя оставила в покое волосы и принялась копаться в мобильном. Прислонившись к шкафу, я ждал, пока она найдёт номер; от нечего делать блуждал взглядом по комнате. С тех пор, как отсюда съехал Алёнин парень, жилище стало куда приятней. Бо́льшую часть времени Катя жила здесь одна, и девичьих мелочей было навалом, но, по крайней мере, уже не пахло тем самым мужиком, который должен быть могуч, вонюч и волосат.
– Готово.
– Благодарю.
Не откладывая, чтобы не струсить, я набрал номер и ногой открыл дверь – здесь это делали так часто, что на коричневом дереве образовалась чёрная полоса.
– Поговорю с ним и вернусь.
Катя пожала плечами, вытряхивая на плед содержимое косметички. Вечером она собиралась на бардовский концерт и готовиться начала ещё с утра.
– С кем идёшь? – бросил я, закрывая дверь.
– С Олей, – пробормотала она, на свет разглядывая помаду.
Я расслабился по этому поводу и тут же напрягся по другому: Иннокентий ответил.
– Привет. Это Олег Крылов, друг Кати Измайловой. Мы пару дней назад виделись в театре.
– А? Не понял.
– Сову я вам чинил.
– А-а! Здоро́во, Олежек. Чего такое?
Говорил он развязно, фамильярно; я заподозрил, что Коршанский пьян. Что ж, возможно, тем лучше.
– Ты предлагал мне играть у вас в молодёжной студии. Сказал, что скоро будете ставить что-то интересное.
– М-м… Было дело. Припоминаю.
Ничего он не припоминал, я готов был спорить на все оставшиеся деньги. Раз такой момент – надо жать.
– Я готов. Когда приехать?
– Э-э-э… М-м…
На той стороне послышалась отрыжка. Я вздохнул, ругая отца. На что
