Об этом не говорят, но знайте: как только врачи диагностируют рак, они делают все возможное, чтобы помочь вам преодолеть удушающий страх и оправиться от первого потрясения. С вас сдувают пылинки. С вами обращаются как с хрустальной вазой. Желаете лимонную воду при химиотерапии? Пожалуйста. Боитесь радиации? Не бойтесь, все вокруг получают ее в той или иной степени. А какие медикаменты мы вам назначили – загляденье. Уверяем вас, они вам понравятся. Ну же, улыбнитесь!

У Беллы действительно рак яичников. Скорее всего, третьей стадии: метастазы поразили регионарные лимфатические узлы, но не распространились на другие органы вне брюшной полости. Операбельный, утешают нас. Мы вовремя обратились за помощью. Коварство рака яичников в том, что в большинстве случаев его обнаруживают слишком поздно. Непоправимо поздно. Но у нас время пока не упущено.

Я требую статистических данных, но Белла встает на дыбы.

– Ничего не хочу знать, – решительно заявляет она. – Вся эта информация откладывается в голове и только мешает лечению. Сбивает с толку.

– Это всего лишь цифры, – убеждаю ее я. – Достоверные и точные данные. Незыблемые. Они ничему не мешают, хотя, так или иначе, влияют на исход лечения. Нам надо понять, с чем мы столкнемся.

– Нет. Нам надо понять, с чем мы столкнулись.

Белла налагает строжайший запрет на пользование Гуглом, но я его нарушаю. И получаю следующую информацию: уровень выживаемости при раке яичников за последние пять лет составил сорок семь процентов. Даже не пятьдесят!

Дэвид находит меня распростертой на кафельном полу в душевой.

– Почти пятьдесят – совсем неплохо! – говорит он, присаживаясь на корточки. – Выкарабкивается каждый второй, – ободряет он меня, ведя в спальню через стеклянную дверь.

Но лжец из Дэвида никудышный. Я уверена: даже напейся он допьяна, при таких шансах он не рискнул бы поставить и жалкий доллар за покерным столом в Лас-Вегасе.

* * *

Пять дней спустя мы с Беллой снова идем к врачу. К онкогинекологу, который подберет Белле необходимый курс лечения и назначит день операции. Аарона с нами нет. Белла попросила его не приходить. Я не присутствовала при их разговоре и не знаю, чем он закончился. Что почувствовал Аарон? Обиду? Или же облегчение?

Сегодня нас принимает доктор Шоу. Это уже не «Синай», а клиника на Парк-авеню, расположенная между Шестьдесят второй и Шестьдесят третьей улицами. Клиника настолько роскошна, что поначалу я даже теряюсь – не перепутали ли мы адрес? В таких залах только светские балы устраивать.

Однако кабинет доктора, несмотря на изысканность интерьера, выдержан в более спокойных и минорных тонах – в конце концов, именно сюда люди приходят со своим горем. Что тут сказать… Я бы сравнила кабинет доктора Финки с новехоньким, до блеска отмытым паровозом, стоящим под парами. А кабинет доктора Шоу – со спальным вагоном, где предстоит коротать долгие мили предстоящего пути.

Медицинская сестра вводит нас в кабинет, и следом за ней появляется доктор Шоу. Мы здороваемся, и я мгновенно подпадаю под обаяние его открытого, серьезного лица, с которого не сходит широкая дружелюбная улыбка. Уверена, Белле он тоже нравится.

– Откуда вы родом? – спрашиваю я.

– Из Флориды, Солнечного штата.

– Меня всегда удивляло, почему это прозвище получила именно Флорида, – пожимает плечами Белла. – Я бы отдала его Калифорнии.

– Я бы тоже, – усмехается доктор Шоу.

Он очень высокий и, когда пристраивается на маленьком крутящемся стульчике, почти упирается коленями в локти.

– Итак, – говорит он, – вот что нам предстоит сделать.

Он посвящает нас во все подробности. Вначале – операция, чтобы остановить разрастание опухоли, затем, в течение двух месяцев, четыре курса химиотерапии. «Жестоко, – вздыхает доктор, – но ничего не поделаешь», и я в который раз ловлю себя на мысли, что не раздумывая поменялась бы с Беллой местами. Я сильная. Я справлюсь. Мне все по плечу. Но вот по плечу ли это Белле – я сомневаюсь.

Операцию назначают на вторник в «Синае». Белле проведут гистерэктомию, удалят оба яичника и фаллопиевы трубы. Сделают так называемую двустороннюю сальпингоофорэктомию. Я понимаю, что это значит, – я гуглю медицинские термины везде и всюду: в машине, в метро, в туалетной комнате на работе. Организм Беллы прекратит вырабатывать яйцеклетки. У нее никогда больше не будет месячных и овуляций.

Узнав об этом, Белла ударяется в слезы.

– А могу я вначале заморозить свои яйцеклетки? – всхлипывает она.

– Есть несколько способов сохранения фертильности, – сочувственно качает головой доктор Шоу, – но вам я бы их не рекомендовал. Мы просто потеряем время. При заморозке яйцеклеток проводят инъекцию гормонов, а гормоны в некоторых случаях стимулируют рост раковых клеток. Я считаю, необходимо как можно скорее вас прооперировать.

– Ну почему это происходит со мной?

Белла прячет лицо в ладони. Мне становится тошно. Желчь волной подступает к горлу и того и гляди хлынет прямиком на сияющий пол кабинета на Парк-авеню.

Доктор Шоу наклоняется. Кладет руку на колено Беллы.

– Я понимаю, с этим сложно смириться, но знайте: вы в надежных руках. Лучших. Мы сделаем все, чтобы помочь вам.