Нельзя сказать, что я не люблю детей. Просто я не испытываю особой тяги к материнству. Меня не пугает «тиканье биологических часиков», и слюнявые младенцы не исторгают из моей груди умильного сюсюканья. Мне кажется, из Дэвида выйдет чудесный отец, и, вероятно, мы все-таки решимся завести детей, но всякий раз, когда я пытаюсь нарисовать в уме картины нашего совместного с ребенком будущего, их застилает непроницаемым туманом.

– Ты записалась к врачу? Когда он тебя примет?

Белла, игнорируя мой вопрос, снимает с вешалки крошечный джемпер в желто-белый горошек.

– Как думаешь, он подойдет и девочке и мальчику? – задумчиво спрашивает она.

– Не знаю.

– Малыш родится весной, так что нам потребуются свитера с длинными рукавами.

Сунув мне джемпер, она подходит к столику, где, разложенные по размерам, лежат детские свитера, и выбирает два бежевых пуловера крупной вязки с узором «косичка».

– Как Аарон?

Белла блаженно жмурится.

– Он молодец. Держится великолепно и, кажется, искренне рад. Все это так неожиданно, но он счастлив. По-настоящему счастлив. Мы ведь, как ни крути, уже не дети.

– Изумительно. А узаконивать отношения вы собираетесь?

Белла гримасничает и протягивает мне пару носочков с миниатюрными якорями.

– Вот только не занудствуй, ладно?

– У вас будет ребенок, – настаиваю я. – Это вполне логичный вопрос.

Белла оборачивается ко мне. Ее тело словно натянутая струна.

– Мы его еще не обсуждали. На нас и так столько всего навалилось.

– Хорошо. Так когда тебе к доктору? – уступаю я. – Хочу посмотреть на фото с УЗИ.

Белла улыбается.

– На следующей неделе. Они говорят, торопиться некуда. И ничего особенного на ранних сроках делать не надо.

– Кроме как ходить по магазинам, – подхватываю я.

Нагруженная детскими нарядами, я фланирую к кассе.

– Думаю, у нас будет девочка, – заявляет Белла.

– Девочка – это замечательно, – киваю я, представляя, как Белла, сидя в кресле-качалке, обнимает новорожденную малютку, завернутую в мягкое розовое одеяльце.

– Вам тоже не мешает подсуетиться. Нечего откладывать в долгий ящик.

Белла приобнимает меня и легонько толкает в бок.

Я представляю себя беременной. Покупающей в «Жакади» обновки для малыша. Своего малыша… Выпить! Надо немедленно выпить!

* * *

В воскресенье я иду в гости к Белле. Дважды нажимаю кнопку звонка. Наконец дверь приоткрывается, и в щель просовывается голова Аарона. Он толкает дверь, и моим глазам предстает настоящий содом: нагромождение пакетов, коробок, корзинок и прочих неисчислимых даров и приношений.

– Вы что, супермаркет ограбили? – поражаюсь я.

– Белла сама не своя, – пожимает плечами Аарон. – Она в таком восторге…

– …что скупает все подряд?

Я жадно вглядываюсь в его лицо, ища в нем намек на укоризну или неодобрение, но не нахожу ничего, кроме легкой растерянности. Аарон одет в джинсы и белую футболку. Его ноги босы. Интересно, он уже перевез к Белле свои вещи? И собирается ли он вообще к ней переезжать? Им ведь придется жить вместе, разве не так?

Отпихнув одну из коробок к стене, он распахивает дверь, и я вхожу в квартиру. Дверь захлопывается.

– Мои поздравления, – усмехаюсь я.

– О да, да, благодарю.

Подхватив пакет с одеждой, он громоздит его на коробку с «Амазона». Замирает. Выпрямляется. Сует руки в карманы.

– Все это так неожиданно…

– Белла зря времени не теряет, – подтруниваю я. – Так что я не удивлена.

Он смеется, но, скорее, в угоду мне.

– Слушай, вообще-то я действительно счастлив. Честное слово. Белла – лучшее, что случилось в моей жизни.

Он впивается в меня глазами, как тогда, на пляже. Я отвожу взгляд.

– Отлично, – бормочу я. – Я рада.

– Данни? – из комнаты доносится голос Беллы. – Это ты?

Аарон улыбается и сторонится, уступая мне дорогу.

Я иду по коридору, миную кухню, спальню и оказываюсь в гостевой. Здесь все вверх дном: кровать отодвинута, шкаф вытащен на середину комнаты, а Белла, в комбинезоне и косынке, рисует на стенах зефирные облака.

– Белль! Что тут творится?

– Детская! – восклицает Белла. – Ну, и что ты об этом думаешь?

Она отходит от стены, подбоченивается и критическим взглядом окидывает свою работу.

– Думаю, что впервые в жизни ты бежишь впереди паровоза. Я тревожусь, если честно. Обычно детскую оборудуют месяце на седьмом, так?

Белла, не оборачиваясь, заливается смехом.

– Знала бы ты, как это здорово. Я так давно не рисовала!

– Знаю.

Я подхожу к ней, неловко обнимаю, и она кладет голову мне на плечо. Облака на стене нежно-белые, небо – светло-розовое, с бледным лазоревым оттенком. От них нельзя отвести глаз. Они шедеврально прекрасны.

– Значит, ты хочешь именно этого, – шепчу я.

Но слова мои обращены вовсе не Белле, а, скорее, стене. Или, если уж откровенно, некоей потусторонней силе, породившей именно эту реальность. На краткий миг я напрочь забываю про видение той самой ночи. Настоящее кажется мне столь незыблемым, что я нисколько не сомневаюсь: оно повлечет за собой совершенно иное, отличное от пригрезившегося мне, неоспоримое будущее.