улыбалась. Но помню, как от нее пахло. Такой затхлый, кислый запах, как будто она несколько лет провела взаперти. И все время говорила, говорила и никогда не чистила зубы.

Я даже немного зауважала его. До этого он никогда не говорил такими длинными предложениями.

– Сколько тебе тогда было лет?

– Слишком мало, чтобы знать столицу Миссисипи. Она всегда обставляла все так, чтобы можно было сказать, что я упал с горки, стукнулся рукой о турникет, вроде того. Я уже сказал, что моя мать наделала в жизни много глупостей, но настолько глупой не была даже она. В последний раз, когда это произошло – в тот самый день, когда я съел Пинкерведьму, – она перед уходом присела рядом со мной и прошептала на ухо: «Я оставляю тебя с ней в последний раз, обещаю. Я не смогла найти никого другого». Кайла тогда была совсем малышкой, и ее нужно было отвести к врачу. Не знаю, почему мать не взяла меня с собой – да, я был не самым послушным в мире ребенком, но я мог бы посидеть спокойно, если бы мне объяснили, что так надо.

Так или иначе, я не поверил, что это в последний раз, потому что мама часто так говорила. И в этот день что-то во мне сломалось.

– Каково это было? В первый раз?

Ли медленно присвистнул на выдохе.

– Я ощутил прилив энергии. У меня так бывает всякий раз. Прилив сил. Я понимаю, любой другой назвал бы это неправильным, но я почувствовал себя каким-то странным супергероем. И до сих пор чувствую.

Минуту-другую мы ехали молча, а потом я сказала:

– Если бы можно было выбирать, я предпочла бы быть такой, как ты.

– Не такая уж большая между нами разница.

Я с удивлением посмотрела на него.

– Это совершенно разные вещи.

– Разные. Но тебе это нравится так же, как и мне.

Меня охватил гнев.

– Это не так, – произнесла я тихо. – Ты просто так говоришь, потому что не понимаешь. Ты знаешь только, каково это для тебя.

Но какая-то часть меня отчаянно пыталась сбежать от Ли куда-нибудь подальше, во тьму.

Он посмотрел на меня.

– Марен, я же сказал, что не собираюсь говорить только то, что ты хочешь услышать.

Я прижала пальцы к глазам. Я не хотела видеть слова на стенах.

– Ты не понимаешь.

– Понимаю. И ты это знаешь.

Он ждал, когда я соглашусь с ним, но потом сдался.

– Ну ладно. Ты победила. Так что, закончили беседу или как?

– Нет, – сказала я, но только потому что хотела забыть об этом эпизоде. – Продолжай. Ты рассказывал про Пинкерведьму.

– Ладно. В общем, даже в первый раз я понимал, что лучше прибраться и вымыться. Когда мама вернулась, она подумала, что Пинкерведьма просто бросила меня и ушла домой. Даже после того, как соседи стали говорить об ее исчезновении, мама ничего не заподозрила и никогда не думала, что я как-то связан с этим. Помню, как она сказала: «Наверное, так и случается со злыми нянями».

– Ты скучаешь по ней?

– По матери? Нет, конечно. Может, у нее и доброе сердце, но все, что она делает, сводит меня с ума. Слишком много пила с плохими парнями, не закончила школу, потому что забеременела мной, в конечном итоге потеряла право на пособие и постоянно меняла работу, с плохой на еще более ужасную. Встречалась с одним мудаком, про которого все в городе знали, что он сидел в тюрьме за то, что избил жену, но говорила, что я не понимаю его и что ему нужно дать шанс. Были и другие, не лучше. Своего отца я не знаю, как и отца Кайлы.

Он вздохнул.

– Даже если бы я был не таким, какой я на самом деле, мне было бы трудно оставаться с ней. Уж слишком она расстраивала меня, понимаешь?

– Ага.

– Мне всегда хотелось, чтобы она нашла себе хорошего мужчину, который остался бы с ней надолго. У других детей были отцы. Ну, знаешь, мужчины, которые занимаются с ними всяким. Делают для них разное. Не думаю, что моей матери было бы сложно найти такого.

– Но она не нашла.

Он покачал головой.

– А твоя мать какая?

Ли отвернулся от дороги и встретился со мной взглядом, ожидая ответа. Он не просто поддерживал разговор, ему хотелось узнать и было наплевать, хочу ли я говорить на эту тему или нет.

– Она умеет печатать со скоростью девяносто слов в минуту.

Он восхищенно присвистнул.

– Что еще?

– Готовит не очень. Часто на обед у нас был куриный суп из банки с тертым сыром.

– Куриный суп из банки с тертым сыром – не худшее, что может быть на обед. Еще что?

– Она красила волосы, согнувшись над ванной.

Я вспомнила, как по вечерам мы сворачивались в клубок под одеялами и смотрели по телевизору фильм «С собой не унесешь». Мокрые волосы она оборачивала полотенцем, закрутив его на голове наподобие тюрбана.

– И она обожала смотреть старые фильмы, вроде «Поющие под дождем», «Белое Рождество», все картины Фрэнка Капры.

– Кто такой Фрэнк Капра?

– Он снял «Эта прекрасная жизнь».

– Никогда не видел.

– Его все время показывают по телевизору на Рождество. Это классика.

– У нас дома ничего такого не смотрели. – Он криво усмехнулся. – И вообще мюзиклы слишком сопливые.

– И что? – возразила я. – По мне, так это самая лучшая фантазия. Красивые люди, которые время от времени начинают петь, потому что просто говорить о своих чувствах считают недостаточным.

Ли посмотрел на меня так, как будто меня стошнило золотой рыбкой. Я покраснела, а он постарался сгладить реакцию, сказав:

– Продолжай…

– Она много читала, но, прочитав, к книгам не привязывалась. Все свои вещи она могла уместить в один чемодан.

– Она когда-нибудь кричала на тебя?

– Нет.

– Когда-нибудь говорила, что ты монстр?

– Нет.

– А видела, как ты делала это?

Я поежилась.

– О боже – нет.

– Но ты ей рассказывала?

– Мне приходилось. Она бы все равно узнала.

– Но ты не поэтому ей рассказывала.

– Может, и нет.

– Ты хотела, чтобы она все исправила.

– Так всегда думают в детстве. Что мама может все исправить.

– Только не моя, – усмехнулся Ли.

– А, ну да. Извини.

Я полистала лежавший у меня на коленях дорожный атлас. Утром мы будем проезжать мимо Чикаго.

– Эй, не хочешь повести машину до парка? – предложил Ли. – Машин тут мало, можно просто держаться в правом ряду.

– Не могу. Я не готова.

Он пожал плечами:

– Ты готова, когда говоришь, что готова. Может, стоит попробовать?

Если