Большинство желающих дать ей интервью делились на тех, кто верит в теории заговоров и не умеет правильно интерпретировать собственную фантазию, и на тех, чьи взгляды и оценочное суждение, лишь средство для достижения неких личных целей, к примеру, на политической арене. Крайне редко к ней самостоятельно обращаются люди, чей авторитет заслуживает уважения, а приоритеты расставлены в пользу действительно важных тем, которые другие, либо отказываются оглашать из-за страха или отсутствия веры, либо не видят в этом определенной для себя выгоды. Отказавшись изначально от встречи, Ильза оперировала своим авторитетом, ведь в тот самый век, когда люди, кажется, избавляются от стереотипов и готовы окунуться в мир без видимых границ между наукой и научной фантастикой, она видела во всем этом лишь очередное средство контроля, приравнивая современную гениальность к стадному поведению слепцов. А здесь и сейчас она вот-вот встретится с врачом бесплатной больницы.

Небольшая кофейня располагалась практически напротив главного входа городской больницы в жилом районе. Больница слабо выделялась архитектурой или внешним видом от окружающих жилых тесно поставленных многоэтажек разных высот. Но, все же, находилась в доступном со всех сторон месте, чтобы транспорт или люди без проблем добирались до нее.

Персона, на встречу с которой шла Ильза, связалась с ней через обратную связь информационного портала, где усердно трудилась система фильтрации поступающих данных, зачастую переполняя "корзину" быстрее, чем донося до необходимых лиц действительно важные сообщения. София, так зовут женщину, захотела рассказать историю своего ребенка, трудившегося в Природных землях и так не вернувшегося после нападения. Она будет ждать Ильзу в дальнем углу кофейни, где при входе слева располагалась барная стойка с журчащей кофемашиной, а остальное пространство занято уютными столами и диванами в минималистичном стиле. В заведении было светло и чувствовалась какая-то теплая атмосфера.

Ильза заказала себе горячий напиток и заняла место в самом углу наискосок от входа, сев спиной к стене, чтобы видеть каждого входящего гостя. Не прошло и пары минут, как к ней подсела женщина, лет пятидесяти и, как заключила журналистка, заметно измотанного вида, что был вполне оправдан ее профессией. Она была одета в больничный халат поверх обычной кофты, по всей видимости, только-только уйдя со смены или же попросту на обед, что, разумеется, было вполне естественно для места, где каждый третий человек – это работник больницы. Женщина была невысокого роста и очень стройна для своих лет. Седые волосы она затянула в крепкий пучок на затылке, а короткие ресницы слегка подкрасила черной тушью – она явно следила за собой. Но больше всего в ней притягивали ее глаза – с мелкой россыпью морщин вокруг, они казались Ильзе самыми добрыми и теплыми их тех, которые она видела в своей жизни.

– Здравствуйте Ильза, меня зовут София, – уверенно произнесла она, всем своим видом показывая уверенность в своем решении прийти на эту встречу, – у меня не много времени, так что я перейду сразу к делу… если вы конечно не против, – добавила она, как будто для приличия.

– Конечно, я готова вас выслушать, иначе бы не пришла.

– Отлично, уже рада нашему, так сказать, взаимному пониманию. Вы наверняка уже слышали официальное заявление, – Ильза кивнула, – и прекрасно понимаете, не хуже, а даже лучше меня, как работает пресса. Нам четко и ясно дали понять о брошенных силах на спасение людей и восстановлении контроля над территорией, но почему-то просят лишь смиренно сидеть и ждать, в то время, пока множество таких, как я, не готовы выжидать плохих новостей, а сами хотят взяться за поиски.

Пришла официантка, и за столом сразу же наступило молчание, пока та не поставила на стол кофе и не ушла. Ильза взяла напиток и сделала краткий глоток.

– Ну, граница Природных земель под контролем властей, они никого не пустят и, возможно, не выпустят, пока не захотят. Все же, заборы эти были давно поставлены, но теперь у них чуть иное назначение.

– Да, да, вы правы, я это прекрасно знаю! – Немного резко выпалила София, чему сама же немного удивилась, – они сказали это во всеуслышание, у нас в больнице даже пришло уведомление – не поднимать провокационные вопросы в пределах учреждения, так как это подстрекает к панике.

– Ха, ну, этому я не удивлена ни разу. Вы говорили, ваша дочь работала там, верно?

– Да. Она там работала. Хотя, что уж таить, для нее это была мечта – вносить свой вклад в нечто большее. Но, знаете, мне было все равно. Я работала днями и ночами, чтобы заработать ей на образование, на курсы профессиональной подготовки, и она ни разу не подвела меня, ни разу…

– Скажи, а кем она работала в ЦРТ?

– Она работала заместителем директора Саламис. Да, знаю, должность высокая, особенно для ее возраста, но она заслужила ее, она работала больше всех, чем я каждый день горжусь.

– А почему вы остались работать в больнице? Ваша дочь легко могла обеспечить вам хорошую жизнь.

– Что вы, Ильза, она предлагала не раз, Кристина очень заботливая. Но я работаю уже почти тридцать лет, и за такой срок становишься единым целым с этим местом… срастаешься со стенами, если можно так выразиться. Я всю жизнь работала, что мне делать на пенсии… особенно сейчас, когда мое солнышко где-то там, а я не могу помочь. Именно работа не позволяет расклеиться, не позволяет… разочаровать ее, Кристину, потому, что я была примером для нее и не прощу себе, если поступлю не так, как она ожидает от меня, и как бы поступила сама, в этом я уверена полностью.

Почему-то Ильза не находила нужных под ситуацию слов, даже, как она поняла не сразу, некоторый гнев зародился внутри нее, за которым пряталось ненавистное ей ощущение несправедливости. Ненавистное не из-за естества своего существования, а непосредственно касающегося ее самой и ее матери, Ольги. Чем-то София и Ольга были похожи – обе работали, не щадя себя, обе тратили все оставшееся после смен время на воспитание детей, но все же у них было одно очень важное отличие: Ильза была для матери, скорее, рабочим проектом, нежели любимой дочерью. Такого сопереживания, такой любви, которую она наблюдала сейчас в глазах Софии, Ильза никогда не видела в глаза своей матери. Ее мать делала все, чтобы дочь ни в чем не нуждалась, но относилась к ней не более, чем как к дополнительной смене на работе. Требуя от Ильзы наивысших оценок и безукоризненного послушания, Ольга не чуралась строгих и крайне спорных методов воспитания. Ильза не воспринимала мать как любящего родителя, скорее, как воспитателя, иногда – даже надзирателя. Не говоря уже о том, что Ольга отчаянно пыталась построить свою личную жизнь – она приводила в дом нового кавалера, но, не успевала Ильза к нему привыкнуть, как очередная ссора или конфликт вычеркивали его из их жизни.

– Вы писали, о наличии у вас какой-то история, которую мне никто не даст, – проглатывая все неприятные чувства, всколыхнувшиеся с неожиданной силой, медленно произнесла Ильза.