Именно сейчас, подъезжая к черте на карте, за которой, как пишут газеты, «бесчинствует оголенное человечество», Соломон подводил итоги принятых им решений за последние двадцать четыре часа. Свыкаясь с ролью самородка и возможным клеймом предателя от лиц, желавших прикрыть все хвосты с ситуацией в Природных землях, Соломон даже не допускал мысль о возможной альтернативе своим действия, что привело бы к мнению, что он поспешил с выводами и совершает ошибку. Все началось с отправки необходимой информации важным людям, после чего он, используя служебное положение, практически заставил, чуть ли не угрозами, своих старых знакомых, которые некогда были с ним в приюте, а сейчас заведуют транспортными перевозками людей, довезти его до границы, не попадая под наблюдение. Не все, кто вышел из тех же дверей, откуда и он в этот большой мир, смогли избежать вовлечения в криминальную среду. Не видя для себя иного выхода, Соломон не принимал отказов и не реагировал на угрозы. Нужен был лишь транспорт и безопасный проход на территорию, и, как оказалось, все это решается деньгами и связями. Очень многое он сделал того, чего бы никогда не было в его резюме, если бы не отсутствие альтернатив.

Как только транспорт отъехал, оставив его одного на много километров вокруг, реальность, наконец, пробилась через его состояние аффекта, преобразовав уверенность и силу в приступ паники. Отдышка и, казалось, близкий сердечный приступ, уронили его на колени, заставляя глотать воздух и чувствовать на лбу холодный пот. Теперь он – один, как и хотел. Он вернулся в Природные земли, как и хотел. Человек, обладающий искусственной ногой, выбрал самый трудный путь. У него нет запасных частей для ремонта, и нет возможности заменить ее здесь, даже если бы за плечами в рюкзаке имелась бы запасная. Он хорошо замаскировал ее, надев поверх голой части ноги специальную водонепроницаемую ткань телесного цвета, а уже потом штаны. Конечно, здесь, в этих местах, ему должно быть спокойно, как человеку, со статусом пострадавшего от рук природы, или же, как жертве прогресса ЦРТ. Он вписывается в окружении, до тех пор, пока неизвестно откуда он и за чем.

Проходит некоторое время, как дыхание восстанавливается, контроль снова в его руках, и все, что остается – это встать и идти по назначенному маршруту. Адреналин несколько сдает позиции, позволяя более трезво оценивать ситуацию. Прохладный воздух наполнял его легкие. Близившийся рассвет уже давал о себе знать, сменяя темноту светом, символично напоминая ему, что с этого дня он идет совершенно другой дорогой в жизни. Пересекая каменистую равнину, лишь слегка перебивающуюся маленькими островками, где растет трава, он оглядывался по сторонам, следя за своей безопасностью. Ожидая снова оказаться под угрозой, ему было довольно тяжело свыкнуться с тем, что ничего, кроме тишины здесь попросту нет. Впервые за, казалось, бесконечные дни после трагедии, он чувствовал полное спокойствие и пытался свыкнуться с неестественной для него тишиной и одиночеством.

Остановившись на половине пути и обернувшись назад, он увидел под пробивающимися первыми лучами солнца обратную сторону ограждающей стены. Бетонные блоки, высотой пять метров, выглядели крайне неестественно среди девственной природы, куда ныне въезд гражданским запрещен. Хотя, было в этом виде некое символичное противостояние между тем, что существовало с самого начала времен, и тем, что выставлялось как проявление цивилизации.

Сделав глубокий вздох, позволив себе блеклый взгляд на восходящее солнце, Соломон уверенно двинулся в сторону леса. Высокие стволы деревьев закрывали часть неба, рождая невероятные узоры, открывшиеся ему впервые в жизни. Путь был то по ровной и мягкой земле, то приходилось перешагивать огромные корни, словно желавшие схватить его за ноги. Кусты и невысокие деревья создавали иногда непроходимую зону, преодолеть которую было возможно, лишь используя силу или выбирая обход. Для него идти сквозь дикую природу, нетронутую бульдозерами и электричеством, было настолько же непривычно, насколько и волнительно. Конечно, он бывал в подобных местах еще когда рос в приюте, посещение зеленых зон было важным этапом освоения. Но это было давно, и тогда вокруг были люди, в частности Елизавета, приглядывающая за учениками.

В одну секунду все тело его и взгляд словно запечатали в камень, не позволяя сделать лишнего вздоха и шага, находясь в пяти метрах от ребенка, десяти лет, который так же стоял недвижим. Они оба находились на небольшом куске земли, где были лишь кусты с полтора метра, тянувшиеся к небу, да редкая трава. Словно небольшой остров посреди могучего леса.

Мальчик был невероятно худым – потрепанная рабочая форма висела на нем, словно мешок, верхняя пуговица комбинезона расстегнулась, и можно было заметить острые, выпирающие ключицы, которых слегка касались грязные, маслянистые волосы. Держа лопату в руках, перебинтованных под самые локти, он смотрел на Соломона без страха или гнева, как раз наоборот, в его глазах были лишь усталость и скорбь. Соломон отвел взгляд в сторону, не нарушая положения тела, чего было достаточно, дабы разглядеть телегу, виднеющуюся на половину из-за куста. С двумя колесами и ручками, между которых было что-то вроде корзины, служившая носилками для мужчины преклонного возраста. Мальчик посмотрел на Соломона, и, недолго думая, кивнул ему под ноги. Соломон опустил глаза – там была яма, которая была лишь на полпути к тому, чтобы стать полноценной могилой. Мальчик занимался погребением, возможно, отца или деда, сложно было определить из-за обгорелого лица и головы мужчины. Видимо, бинты у мальчика, скрывали такие же ожоги. Это подтолкнуло Соломона на мысль о пожаре, последствия которого живут и по сей день, ведь мужчина этот умер совсем недавно, страшно подумать какие муки он испытывал последние дни. Ему казалось, он видел этого мальчика и мужчину всего несколько дней назад на пастбище, когда вместе с еще живой Майей ехал к новым строениям. Соломон снял сумку и поставил ее рядом, желая лишь помочь ребенку похоронить родителя, на что тот сделал резкий шаг назад, показывая всем своим видом явное недовольство и пробивающийся страх. Оба снова замерли. Этот мальчик напоминал ему отчасти самого себя, ведь когда-то он так же боялся.