Солнце уже было в зените. Влажность воздуха позволяла полной грудью насытиться уже привычным запахом пепла. Пару раз он останавливался передохнуть, причем из-за левой ноги, которая явно отставала от искусственного соседа, лишённого чувств и болезненной усталости. Лагерь он не разводил, лишь находил место для отдыха, наблюдая вокруг все ту же картину, которая вряд ли забудется быстро. Кое-к-чему, вопреки ожиданиям, привыкнуть ему было крайне трудно – к тишине. Полное отсутствие каких-либо привычных звуков, лишь изредка он слышал тихий шорох или свист, словно невидимые существа подавали признаки жизни. То сверчок, то чирикание птиц, словно жизнь в этом месте пробивается сквозь смерть, подавая сигналы, как маяк, для привлечения хоть кого-то, кто спасет их. Соломон всегда жил в окружении людей и редко выбирался туда, где нет признаков технологического прогресса человечества. А здесь, один на километры вокруг, окруженный лишь природной тишиной и покоем, что вопреки причинам нынешней обстановки, открывали для него по-новому понимание того, почему Майя так любила это.

Цепь рассуждений привела его к неожиданной мысли: умирая, его наставница и друг, на самом деле была лишена гнева или отчаяния. Почему-то ему хочется поверить, что чувствовала она лишь покой, вопреки тому, как вокруг все сгорало. Она была лучшим человеком среди всех, кого он знал, и, пожалуй, единственным, кто был примером для него. Конечно, он всегда помнил и никогда не списывал со счетов людей, помогающих ему в становлении, пока он рос в санатории для детей с неполноценной физиологией, где наставница, и по совместительству руководитель всего лагеря, Елизавета, была для многих кем-то большим, чем просто воспитатель. Ведь именно она смогла дать Соломону возможность помогать ей с маленькими детьми, когда тот уже подходил к зрелому возрасту, а выбор дальнейшего пути жизни маячил на горизонте. Тогда он даже подумать не мог, куда заведет его путь, особенно, когда он познакомился с Майей.

В момент этих приятных воспоминаний, Соломон, переходя очередное поле, где уже стала прорастать зеленая трава, остановился и, сам не зная почему, не смог не взглянуть наверх. Светлое время суток прятало от него звезды, среди которых был объект внимания Бенджамина, человека, с которым он не был знаком так тесно, как с Майей, и, вопреки пересечению проектов и должности, они всегда были далеко друг от друга. И вот сейчас мысли о Майе заставили его подумать о нем, и задаться вопросом, который казался ему странным, ведь это было не его дело: "Думает ли Бенджамин сейчас о Майе?". Странный вопрос, особенно учитывая обстоятельства, ведь там, за пределами атмосферы, пятнадцать человек остались одни в космосе, на пути к месту будущего дома. Спроси его кто сейчас, в этот самый момент, что он думает по этому поводу, его ответ был бы лишен сопереживания и поддержки. Потому-что там всего пятнадцать человек, ради которых бросили все силы, якобы следуя цели ценить каждую жизнь, но Соломон знает, что все дело в политике и власти, в деньгах и должностях, ведь сам крутится в этом мире, точнее сказать – крутился. Да, кто-то скажет, помимо людей там целый шаг в будущее, но отправить корабль в космос – это дело времени и денег, чего в достатке. Здесь же погибли сотни, многие остались пропавшими без вести, а виновных ищут за ширмой.

Шаг за шагом окружение с одной стороны менялось, с другой – оставалось одним и тем же, позволяя ему усомниться в правильном направлении. Обратившись через небольшой планшет к цифровой карте за помощью, он сначала не поверил своим глаза, но блеклый осмотр окружения дал ему четкое осознание, что он почти прошел мимо лагеря Майи. Двигайся он также прямо, но чуть левее, он бы и не увидел сгоревших домиков, оставившие следы своего существования в виде одиноко торчащих из земли каменных фундаментов. Вокруг были лишь следы пожара, скрывающие под залой и развалинами некогда существующей идиллией. Соломон заметил фигуры, напоминавшие бывший забор. Ныне кажется, будто бы его толком и не было, лишь частями он остался в первозданном виде, не съеденный огнем и не погребенный под стволами деревьев.

Все внимание Соломона было направленно лишь на изучение каждого видимого кусочка перед глазами в метрах десяти от него. Он не искал чего-то конкретного, не перебарывал страх и не высчитывал оптимальный путь, лишь пытался убедиться в собственной безопасности. С одной стороны, рядом могут оказаться причастные к катастрофе, с другой – ищейки правительства, которые не будут рады появлению здесь лишних глаз. Соломон зашел с противоположной стороны от главного входа, если верить карте. Но, оставляя за собой все больше пройденных метров, он четко и ясно понимал отсутствие более каких-либо сторон. Весь комплекс, где находились кабинеты и лаборатории, теперь напоминает изуродованную абстракцию, лишь отдаленно являющуюся неким строением инженерной мысли.

Часть была повреждена огнем и, явно, взрывом, который не просто сломал стены, а расплавил целые перегородки и швеллера, следовательно – одна из бомб была пронесена или закинута почти под несущую стену. Другая часть состояла из остатков перегородок и столбов, которые служили креплением для комнат, установленных цельными блоками, похоже, спасательная операция была направленна, скорее, на имущество, ЦРТ в буквальном смысле забирало целые комнаты, либо воздухом, либо погрузив краном на грузовики. Некоторые комнаты оставались целыми, лишь разворованные здешними обитателями. Огромный комплекс и пристройки ныне могут служить лишь укрытием от дождя и возможной ночевки, но явно не для непостоянной жизни или работы.

– Добрый день, сэр, – голос прозвучал настолько неестественно в этом месте, что лишь когда приветствие повторилось, Соломон обернулся.

– Добрый день, – он пока не знал, как реагировать на неизвестного человека, который, судя по внешнему виду, явно был жителем Природных земель.

– Вы что-то ищете или, может быть, кого-то?

– Я ищу друзей.

– Благородное дело, – он скромно улыбнулся, – предлагаю сесть и отдохнуть, как я смею заметить, вы проделали долгий путь, отдых не помешает.