Соломон молча послушался, составив мужчине компанию на бетонном блоке, явно отделившимся от стены второго этажа, а сейчас служившего своеобразной кушеткой, находящейся в паре метров от них.

– Эти земли являются моим домом уже, ни больше, ни меньше – двадцать лет. Еще в те времена, когда это был просто лес и земля, без ярлыков или сторон. Так что, вам повезло друг мой, уж кто-то, а в поисках людей или мест их возможного пребывания, лучшего помощника, чем я, наверно и нет. Расскажите мне о них, и я расскажу все что смогу.

Незнакомец выглядел и вел себя, как один из старцев или мудрецов, явно не особо стремящихся к каким-либо достижения или слепой выгоде: он просто живет, общается и делится всеми накопленными знаниями с каждым, кого встретит. Возможно, встреть Соломон такого человека несколько недель назад, то ответил бы с присущей ему открытостью и приветливостью. Сейчас все те качества, которые обычно он ценил и уважал, ему кажутся подозрительными и неестественными для подобного места от подобного человека. Подпитывается это еще тем, как рассредоточились вокруг люди незнакомца, явно прячущих огнестрельное орудие, цель которого, хотелось верить Соломону, строго защита. Человек пять, может и больше, но именно пятерых он успел мельком оглядеть, пока каждый из них занимал позицию чуть поодаль, вокруг Соломона и неизвестного человека. Если и стриженные, то крайне плохо, в старой одежде, в основном худые, пассивные, суровые лица, они старались сливаться с местностью, явно не впервой державшие оружие и находящиеся в ситуации, где без применения силы не обойтись.

Соломон никак не мог определить точный возраст незнакомца – худощавое лицо обрамляли длинные волосы цвета вороньего крыла, кожа с желтоватым оттенком была испещрена морщинами, на фоне которых ярко горели его серые глаза. Незнакомец был одет в теплую куртку и видавший виды зеленый комбинезон – будто он только-только вернулся с рабочей смены. Казалось, ему было уже за пятьдесят, но Соломона не отпускало чувство, что он может быть намного моложе.

– Надеюсь, вас это не оскорбит, но, думаю, не трудно будет догадаться, насколько опасно сейчас доверять… доверять подобную информацию незнакомцу. Мы мало знакомы, но, поверьте, я лишь хочу найти близких людей.

– Вы, конечно, простите, но благородное дело обречено на провал.

Не успел Соломон понять, как отнестись к таким словам – незнакомец продолжил:

– Как вы собираетесь искать ваших друзей, если никому не говорите о них? Неужели будете месяцами бродить в одиночестве и заглядывать за каждое дерево и под каждый камень? Бросьте. Я неплохо разбираюсь в людях: вы – далеко не глупец. Вы просто боитесь, и это нормально. Вы можете рассказать мне, кого ищете: внешность, имена, рабочие навыки, которые могут выделить их среди других. А можете не говорить ничего и простой уйти. Ни я, ни мои друзья не тронут вас, обещаю.

Соломон почувствовал накатывавшую злобу – не на человека напротив, нет. Скорее, на всю происходящую вокруг несправедливость.

– Знаете, меня понять не сложно, мной движет лишь желание найти и спасти своих друзей. Какова же ваша выгода, помогать чужому человеку?

– Нет никакой выгоды. Лишь желание, простое и естественное для этих мест – жить и по мере сил способствовать укреплению тех причин, по которым сюда приходили люди.

– И что это за причины?

– Безопасность, к примеру. Хотя тянет людей сюда свобода, настоящая, которой не может быть где-то еще, кроме мест единения с природой. Случился ужас, мы пытаемся его исправить, пытаемся восстановить то, чего лишились. Все очень просто, друг мой, мы за жизнь, единую и справедливую для всех.

Внимательно разглядывая мужчину, Соломона вдруг охватил ступор, ведь перед глазами снова всплыл вид братской могилы и ребенок, хоронивший отца. Все это мало связанно с тем, что он только что услышал и единственное, что пробудилось в нем сейчас – это желание не строить заново, а зачистить под ноль, чтоб забыть все ужасы и уже тогда начать сначала.

– Вечереет, поэтому я сделаю вот что: оставлю вам координаты, где сейчас располагается медицинский лагерь, там, возможно, вы найдете тех, кого ищете. У меня еще здесь есть дела. Вас же не смею более задерживать.

– Спасибо, – лишь это смог он произнести.

– Это меньшее, что мы можем. Не смею отвлекать, я продолжу свои поиски, – он поймал вопросительный взгляд Соломона, – мы хотим убедиться, что это строение или, точнее сказать, то, что от него осталось не будет захвачено и присвоено теми, кто и привел его в такое состояние.

– Еще раз спасибо вам…

– Эрхарт, – он улыбнулся, протянув открытую ладонь.

– Соломон, – они обменялись рукопожатиями.

Эрхарт развернулся и, направившись вглубь строения, так и не обернувшись к нему, молча махнул рукой своим товарищам, чтобы те шли за ним. Все последние события, происходящие с Соломоном, были из ряда вон – это, в какой-то степени, даже пугало его. Каждый раз, делая шаг вперед, он знал, чего ожидать или, хотя бы, примерно предполагал, в каком направлении будут двигаться события. Но сейчас он был в замешательстве – в конце концов, последнее, что он ожидал встретить в этих землях – так это цивилизованное общение. Он не принижал интеллект или воспитанность здешних жителей, но когда ты находишься практически на поле боя, то дипломатия и понимание – несколько удивляют. Но, держа путь к недавно полученным координатам, Соломон всё же частенько ловил себя на мысли, что его новый знакомый – Экхарт – не так прост, как кажется, и стоит глядеть в оба.

Двигаясь к забору, который когда-то защищал людей, а ныне напоминал расплавленный лист, аккуратно обнимающий поваленные деревья, Соломон заметил остатки небольшого деревянного дома – практически разрушенное сооружение, лишенное крыши и почти всей высоты стен – он знал его, это был дом Майи. Она жила здесь, отдаленно ото всех, в небольшом убежище, позволяющем ей оставаться со своими мыслями и спокойно встречать рассветы и закаты. Желание заглянуть под обломки терзало его, конфликтуя с уважением к памяти усопшей, твердящим в ответ, что не стоит бередить еще не зажившую скорбь. Так он и поступил – скрепя зубами, делая глубокий вдох, а за ним и выдох: решение было принято. Он воздал Майе должное и не стал тревожить ее дом, как и ее вещи. Соломон чувствовал, как боль от гибели Майи придает ему сил идти дальше, как раз в сторону поднявшегося сильного ветра, который почти подталкивал его двигаться вперед.