я, помахивая письмом перед его носом. В этот момент, в порыве радости, я прижалась к его губам. Я планировала короткий чмок, но тут же почувствовала, что обычным “чмоком” не отделаюсь.

– Мне нужно ехать во дворец к ее величеству, – вздохнул Адриан. – А ты пока побудь дома. Мария все организует.

– Почему они так вцепились в Кристиана, – прошептала я, с сожалением отпуская от себя любимого.

– Ее величество, в силу своего положения, обязана оставить распоряжения на случай ее гибели, смерти и так далее. Так делают все монархи, как только восходят на престол.

Я представила юную красивую молодую женщину, которая откладывает корону и садится за перо.

– Они пишут распоряжения, которые меняются, как только меняются обстоятельства. Рождается ребенок, кто-то из наследников умирает или впадает в немилость. Они вносят правки в документ каждый раз. И так на протяжении всей своей жизни. И этот документ храниться в специальном сейфе, который может открыть магией только ее величество. Или же он сам открывается с последним ударом ее сердца. В этот момент документ вступает в законную силу.

– А его может отменить совет? – спросила я.

– Нет, – произнес Адриан. – Так вот, в документе прописано, что наследником ее величества становится Кристиан. Он должен взойти на трон под именем Кристиан Первый. До того момента, пока он не повзрослеет, ему назначается регент из близкого окружения.

Не может быть. Мой сын – не просто крестник королевы? Он – будущий король?

– В тот момент, когда она провела рукой над ребенком, она отметила его, как будущего короля, – произнес Адриан.

Вот оно что. Вот что так зацепило Ландара. Вот почему он вспомнил о малыше. И это не просто королевская милость. Это – наследие. И теперь тот, кто планировал быть папой с портрета, готов вцепиться в глотку каждому, кто претендует на ребенка.

– Это точно? – спросила я с тревогой.

– Пока не открылся документ, мы не можем судить наверняка, – произнес Адриан. – Но то, что Кристиан встал в очередь на престол, это факт. Я очень надеюсь, что ее величеству станет легче, и она спустя много лет самолично наденет на него корону. А пока что мне пора. Я не хочу оставлять ее одну во дворце. Пусть в окружении проверенных людей, но кто его знает. Воспользоваться ее болезнью захотят очень многие.

Я почувствовала нежный поцелуй в висок, а Адриан взял бумаги и направился на выход. Я понимала. что ситуация сейчас была не самая веселая и не самая свадебная. К тому же, меня очень тревожила судьба ее величества. Адриан прилагал все силы, чтобы она очнулась. Доктор Морган явно поселился во дворце, чтобы помочь ей оправиться от удара. Но что будет если ее величество умрет?

– Приехали модистки! Они готовы создать самое красивое свадебное платье! – послышался голос Марии.

О, нет! Только не это! Я скривилась, понимая, что на ближайшие шесть часом я могу не планировать ничего.

– Вам еще нужно будет подписать приглашения! – послышался голос Марии.

Ну давай, закапывай меня.

– Совсем немного. Двести тридцать шесть штук! – добавила Мария.

Глава 37

Цифра в двести тридцать шесть штук заставила меня покачнуться. Бедные викторианские невесты! Неужели все это обязательно?

Модистки уже ждали меня, а я чувствовала, как у меня подергивается глаз.

– Мы привезли лучшие ткани, – с радостным воодушевлением заметили модистки, а я увидела мотки белых кружев, переливы атласа и сверкание фатина.

Роскошный старинный каталог открылся, пока я выбирала модель.

– Прибыл свадебный художник, – послышался голос Марии.

Так, погодите! Здесь есть даже фотография! Зачем ху…

В комнату чинно вошел дядька с мольбертом.

– А можно обойтись фотографией? – спросила я, пока модистки разворачивали модный лагерь и доставали тесемки, жемчужины и что-то вроде магической швейной машинки с красивой золотой надписью “Лингер”.

– О, что вы! Это древняя свадебная традиция! – засуетилась Мария, помогая художнику расположиться в комнате. Он открыл потертый кожаный чемоданчик и стал доставать краски, глядя на меня то так, то эдак. Потом он поднял в воздух кисть, нахмурил брови, словно что-то измеряя. Сам себе хмыкнул и принялся делать какой-то набросок угольком.

– Мадам,– налетели на меня, увлекая на пуфик.

Вокруг меня началась такая канитель. Кто-то что-то прикладывал, отмерял.

– Анмалусское кружево! – слышала я просьбы, – Шпильки! Булавки!

Я уже стояла в панталонах и маечке, стараясь соблюдать спокойствие и умиротворенный баланс нервов.

– Несите каркас! – слышала я голоса и шелест ног по ковру. – Мадам, повернитесь сюда…

Я терпеливым медведем повернулась на пуфике. Вокруг моей талии уже скололи каркас для юбки.

– Мадам, не двигайтесь! – послышался шелест голосов, а я посмотрела на часы.

“Ангажмент из газона? Бустл какой? Может, тюрнюр?” – слышала я шепот. Мне казалось, что швеи собрались вызвать дьявола. Не удивлюсь, если дьявол явится модный.

Я поглядывала на художника, который что-то старательно малевал. Он сосредоточенно сопел, а потом бросал на меня взгляды и снова погружался в работу. Я вспомнила портреты страдальческих дам, которые видела почти везде. Они висели и во дворце, и в доме у Адриана, и в старом поместье. Такое чувство, словно она только что родила, а потом села позировать.

Вокруг меня что-то шуршало, а я чувствовала, как остатки моего терпения мечтают кого-то задушить. Как модницы часами занимаются этим? У меня никакого зубовного скрежета не хватает!

Я понимала, что у меня свадьба. С Адрианом. При мысли о нем, сердце потеплело и стало биться чаще. Его имя – настоящая магия. Адриан. Оно заставляет меня поверить в то, что все будет хорошо, что я под надежной защитой. Оно вызывает у меня светлую, искрящуюся как шампанское, любовь.

Но даже мысли об Адриане, странные волнующие мысли о первой брачной ночи, которая обычно идет сразу после свадьбы, не могли полностью изгнать раздражение от этой суеты вокруг меня.

Набравшись терпения, я послушно вертелась, наклонялась, поднимала руки. Если вот прямо сейчас мне под руку подвернется Ландар, я убью его! С особой жестокостью!

Чтобы хоть как-то себя утешит, я стала думать о том, как Ландару шью платье. Как он мучительно стоит уже четыре часа подряд в позе огородного пугала.

– Так вот почему он такой злой! – пронеслась в голове мысль. – Может, он по вечерам в свободное от гадостей нам время, шьет себе платья?

Я даже хихикнула, представляя Ландара в платье и швей, которые переглядываются.

Прошло еще два часа. Я выла волком, а художник все рисовал. Изредка я вспомнила про художника и про то, что скоро на память потомкам останется мой портрет, поэтому рефлекторно улыбалась, в