«Сколько тебе сейчас лет?» - спросила Эйлин.

«Двадцать два», - сказала Шерил. «Я больше не с Лу, так его звали, Лу, у меня новый покровитель, он хорошо обо мне заботится. А ты с кем?»

«Торпедо Холмс», - сказала Эйлин.

«Он чёрный, или как?»

«Чёрный.»

«Да, и мой тоже. Лу был белым. Я думаю, что белые злее, правда. Лу выбивал из меня всё дерьмо. В тот первый раз, после парня из Огайо, когда я не знала, что делать, Лу избил меня так, что я не могла ходить. На следующее утро дюжина его приятелей, один за другим, двенадцать человек, пришли и научили маленького сенокоса из Балтимора, как сосать член. И в задницу тоже. Вот тогда я действительно вывернулась, поверь мне. Парень из Огайо был детской забавой. Да и вообще, всё, что было после той ночи с дружками Лу, было детскими играми.»

«Да, они могут быть гнилыми, когда захотят», - сказала Эйлин.

Парень, сидящий здесь и разговаривающий с Энни, был другой возможностью, хотя она сомневалась, что Шэнахан пошёл бы на такой очевидный контакт. Карие глаза, но это могли быть контактные линзы, если он играл по-настоящему. Одет в клетчатый пиджак, из-за которого он казался шире Шэнахана. Сидел на табурете, поэтому Эйлин не могла определить его рост. Но он был вполне возможен.

«Этот парень, который у меня сейчас, ну, ты знаешь Хэма Коулмана?»

«Надо подумать.»

«Гамильтон? Гамильтон Коулман?»

«Да, может быть.»

«Чёрный, как его имя («coal» в переводе с английского «уголь» - примечание переводчика). Уголь, знаешь ли. Коулман. Голодный, как жеребец, любит расхаживать в одном лишь полотенце, чтобы девчонки осмеливались его стащить. Быстрый, как тореадор. Если ты стащишь полотенце, он даёт тебе небольшое угощение. Мне плохо без этого яда, ну, ты знаешь, это то, на что меня подсадил Лу. Но некоторые девчонки, нас с ними шестеро, они любят сладкое, и он достаёт им всё, что им нужно, и хорошие вещицы тоже, думаю, у него есть колумбийские связи. Это как игра, в которую он играет с полотенцем: снимаешь его, сосёшь его большой член, а он подкладывает тебе наркоту. То есть это просто игра, потому что он очень хорошо нас снабжает. Хотя это довольно мило, как он расхаживает в этом полотенце. Он действительно ничего. Хэм Коулман. Если когда-нибудь надумаешь переехать, можешь зайти к нам. У нас нет рыжих. Это твои настоящие волосы?»

«Да», - сказала Эйлин.

«Потому что мой цвет - прямо из бутылки», - сказала Шерил и рассмеялась.

Она всё ещё смеялась, как маленькая девочка. Двадцать два года, подсела на героин, в проституции с семнадцати лет. Считала Хэма Коулмана с его полотенцем «довольно милым».

«На что я действительно надеюсь... ну, это просто мечта, я знаю», - сказала она и закатила глаза, - «но я всё время спрашиваю об этом Хэма, кто знает, может, когда-нибудь это действительно сбудется. Я всё время прошу его устроить нас как настоящих девочек по вызову, ну, знаешь, за сто баксов, может, за двести, вместо того чтобы бросать нас здесь, в Зоне, где мы как обычные шлюхи, понимаешь, о чём я? Я имею в виду, ты и я, мы просто обычные шлюхи, не так ли? Если разобраться?»

«Ага. И что он сказал?»

«О, он говорит, что у нас ещё нет класса, чтобы быть элитными проститутками. Я ему говорю: класс - это дерьмо. Минет - это минет. Он говорит, что нам ещё многому предстоит научиться, всем шестерым. Он говорит, что, может быть, со временем он организует классную операцию, которую я задумала. И я говорю ему: когда? Когда мы все станем проститутками лет тридцати-сорока с чешуйчатыми ногами? Прости, может, тебе уже за тридцать, я не хотела тебя обидеть, Линда.»

«Не беспокойся об этом», - сказала Эйлин.

«Ну, у каждого из нас есть свои мечты, не так ли?» - сказала Шерил и вздохнула. «Когда я только приехала в этот город, я мечтала стать актрисой, понимаешь? Я играла во многих спектаклях в школе, в Балтиморе, и думала, что смогу добиться здесь успеха как актриса. Но это была лишь мечта. Как и быть стодолларовой девушкой по вызову - тоже, наверное, мечта. Но ведь мечты должны быть, правда? В противном случае...»

«Девочки, вы собираетесь сидеть здесь и разговаривать друг с дружкой всю ночь?»

Мужчина, стоявший у стола, подошёл так тихо, что напугал их обеих. Светловолосый парень, Эйлин прикинула его рост: пять футов семь дюймов, вес около ста семидесяти фунтов, как и у Шэнахана. В тёмных очках, она не могла разглядеть цвет его глаз. Светлые волосы могли быть париком. Двигался он тоже немного как Шэнахан, а может, и был Шэнаханом. Если так, то он только что выиграл пари. Вот уж кем он не был, так это убийцей. Только если он не потерял три-четыре дюйма, тридцать фунтов, пару очков и татуировку возле большого пальца правой руки.

Он выдвинул стул.

«Мартин Рейли», - сказал он и сел. «Что делает милый ирландский парень в таком заведении, верно?»

Голос тяжелее, чем у Шэнахана. Акцент Калмз-Пойнта. Скорее всего, из района Черепашьей бухты. Там до сих пор много ирландских семей.

«Привет, Мортон», - сказала Шерил.

«Мартин», - сразу же поправил он.

«Ой, прости», - сказала Шерил. «Я Шерил, я знаю, что ты чувствуешь. Когда люди называют меня Ширли, это очень жжёт мне задницу.»

«Знаете, что действительно жжёт мне задницу?» - сказал Рейли.

«Конечно. Когда люди зовут тебя Мортон.»

«Нет», - сказал Рейли. «Немного огня примерно на такой высоте.»

Он протянул руку ладонью вниз, показывая, что огонь достаточно высок, чтобы обжечь задницу человека.

«На этой есть волосы», - сказала Эйлин со скучающим видом.

«Как на ладони», - сказал Рейли и усмехнулся. «Все эти месяцы в море, дамы, мужчина женится на своей руке.»

Всё ещё ухмыляется. Ряды ровных белых сверкающих зубов, которыми лучше всего есть тебя, дорогая. Если бы у Шэнахана были такие зубы, он бы снимался в сериале «Блюз Хилл-стрит» (американский драматический телесериал про сотрудников полицейского участка – примечание переводчика).

«Ты только что вернулся?» - спросила Шерил.

«Сегодня вечером прибыли в док.»

«Откуда?»

«Из Ливана.»

«Разве в Ливане нет девушек?» - сказала Шерил и закатила глаза.

«Не те, что вы обе», - сказал он.

«Да ну разве», - сказала она и наклонилась над столом, чтобы он мог заглянуть в переднюю часть её блузки.