сказок, гномики и пеньки, старенький деревянный домик и яркое солнышко. Пестрые краски выбивались из апокалиптической реальности. Подобная картинка заставляла прочувствовать контраст. Он в который раз посетил меня и заставил о себе думать.

У входа лежал детский барабан. На стене – остановившиеся часы. По разбитым окнам, партам, сложенным у одного из кабинетов, которые теперь служили своего рода ловушкой для осколков, стенам и остаткам ремонта, можно было судить, что здание школы до войны было элитным. Логично, ведь когда-то в Спартаке жили богатые представители донецкого общества. Не Рублёвка, но очень убедительная пародия.

Тёмные коридоры. Свет сюда едва попадал. Кабинеты были закрыты и не пропускали солнечный свет. Слабый свет пропускало разбитое окно в конце коридора. На подоконнике покрытые льдом лежали прикованные осколки окна и гильзы. Только сейчас я обратил внимание, что пол был покрыт льдом.

– Давайте поднимемся выше. Там есть актовый зал, сожженная библиотека. Зачем они били сюда? Я не понимаю, – стал вслух рассуждать Шум. Военные часто любили говорить о своих мыслях в присутствии журналистов. Между собой они держались по-мужски: разговоры только по делу.

Похрустывая бетонной крошкой, битым стеклом, разбросанными гильзами и каким-то ещё мусором, мы поднимались на второй этаж, где нас уже ждала очередная порция военных будней посёлка Спартак.

Глава 16

Контуженые

Сквозь зияющую дыру в потолке, проникая в классную комнату – застывший водопад. Один из снарядов украинской БМ-21 «Град» пробил крышу школы. Пустая болванка торчала посреди кабинета. Тяжело сказать, как давно это произошло, но таких дыр на втором этаже много. Ещё одна в коридоре сразу на выходе из класса. Парочка в другом крыле.

Вместе с комбатом казаков мы стояли в пробитой украинской артиллерией комнате. Повсюду был хаос. Нетронутые вещи разбросаны взрывом снаряда. Перевёрнутые парты и стулья, учебники и доска с надписью «Классная работа». Даже мелки остались на своих местах. Лишь несколько упали на пол и застыли вместе с потоком воды.

Шум что-то рассказывал Игорю, а я тем временем решил пройтись по кабинету. В конце комнаты стоял сервант. В моей школе было так же. Мне вспомнилась моя классная комната. Наш кабинет был по совместительству музеем. У нас стояли различные экспонаты вроде деревянной посуды, фигурок в национальных костюмах, старых книг и прочего. Здесь были Библии. Их было очень много. Должно быть, это был кабинет религиоведения, или эта школа имела религиозный уклон, но количество Библий впечатляло. Ещё больше впечатлял тот факт, что книги были целы и невредимы. Только пыль укрыла их, но даже снег и лёд не могли добраться до них. Мирно они ждали своей участи. Только тоненькое стекло скрывало их от войны. Единственная защита, но её оказалось достаточно, чтобы уберечь священные книги.

Рядом с Библиями соседствовали кобзари. Сборники стихотворений украинского поэта Тараса Шевченко. Довольно странно было их увидеть здесь. Последний год изменил сознание. Украинская агрессия будто нарочно выжигала всё украинское из жителей Донбасса. Украинский язык воспринимался как вражеский. Хотя и украинскую музыку я не перестал слушать.

Тут мне вспомнилась история, как, встречая гуманитарный груз из России, я сидел в машине вместе с ополченцем, который слушал «Океан Эльзы». Сам он был из той территории, которую теперь называет оккупированной, поэтому в кадр не хотел попадаться. Родственники могли пострадать. Когда его телефон зазвонил и, подняв трубку, он заговорил на украинском, то я понял, что сам он из небольшой деревеньки Донецкой области. В небольших поселениях местные всегда говорили на украинском языке или суржике. Мой покойный дед был родом из Украинска, небольшого городка в Донецкой области, и он всегда говорил на смеси русского и украинского. В детстве я думал, что он нарочно коверкает слова.

Я вернулся в настоящее, где завис над кобзарём. Мои спутники продолжали записывать на видео последствия артобстрелов, а я с трепетом смотрел на книги. На соседней парте, где лежало несколько кобзарей, был поднос. На нём жестяная банка растворимого кофе и пара кружек. Кто-то собирался выпить кофе и побеседовать, но их планы прервала война.

– Ладно. Идём дальше. Покажу вам спортивный зал. Туда тоже было прямое попадание.

Хруст под ногами. Бетонная крошка, фрагменты стены и снова битое стекло. Я остановился на входе в спортзал. Напротив – огромная дыра. Сетка, которая должна была защищать окна от попадания мячом, бесполезно болталась. Сквозь покорёженные оконные рамы можно было наблюдать противоположное крыло здания, где также были выбиты стёкла, но дыр от прямого попадания танкового снаряда не было. На полу среди обломков валялись футбольный и волейбольный мячи. Шум взял волейбольный мяч, проверил его на прочность и бросил в баскетбольную корзину. Мяч проскользнул сквозь порванную сетку и приземлился в груду мелких камней на полу.

– Три балла! – улыбаясь, констатировал комбат.

На стене под корзиной – рисунки. Мальчик и девочка занимаются спортом, а над их головами лозунг «Слава спорту!». Стена была посечена осколками. Смертоносные фрагменты снаряда изуродовали нарисованных детишек.

– Не будем задерживаться. Ещё много всего нужно вам показать.

В этот момент прозвучал очередной «выход» мины. Комбат и не подумал придать хоть какое-то значение этому факту, а просто пошел дальше. От его хладнокровия становилось спокойно на душе. Пока рядом был Шум, и он никуда не срывался с места, то можно было спокойно продолжать съемку. Значит, нам ничего не угрожает.

Следующим помещением был актовый зал. Карниз покорно лежал, овитый порезанными гардинами. На ближнем плане расположились в два ряда, усыпанные пылью, зелёные и красные сиденья для зрителей. Кусочки разбитых кирпичей покрыли весь зал. Из высоких оконных рам торчали острые как бритвы осколки стёкол. Я поднялся на сцену. У стены стояло пианино «Украина». Расстроенный инструмент уже давно никто не использует, но, к счастью, он уцелел. Если отдать его в руки мастера, то возможно, пианино могло пригодиться. Но инструмент стоит безжизненно на передовой.

Земля задрожала. Этому предшествовал мощный взрыв. Совсем близко от нас приземлился снаряд. Вибрация прошла по нашим телам. Сквозь землю она просочилась внутрь каждого из нас и мертвой хваткой схватила за сердца. Никто не подал виду, что страх вернулся. Шум подошел к разбитому окну.

– Не подходите. Снайпер может здесь работать. Стойте там.

Он что-то услышал. Что-то его волновало намного больше, чем падение снаряда где-то рядом со зданием школы, где сейчас находились мы. Он уставился в «зелёнку».

– Шум, ты что там слушаешь? Только что снаряд упал рядом. Аж