который их остриг, крестьяне поддержали своих священников, отказавшись дать согласие. Призыв к молодежи идти добровольцами или быть призванными в армию поджег восстание: почему эти мальчишки должны отдавать свои жизни для защиты неверного правительства, а не своих священников, алтарей и домашних богов?

Так, 4 марта 1793 года в Вандее вспыхнули беспорядки; через девять дней они охватили весь регион; к 1 мая под ружьем было уже тридцать тысяч повстанцев. Несколько роялистских дворян присоединились к сельским вождям, чтобы превратить новобранцев в дисциплинированные войска; прежде чем Конвент осознал их силу, они взяли Туар, Фонтене, Сомюр, Анжер. В августе Комитет общественной безопасности направил в Вандею армию под командованием генерала Клебера с инструкциями уничтожить крестьянские силы и опустошить все поддерживающие их регионы. 17 октября Клебер разбил католическую армию при Шоле, а 23 декабря разгромил ее при Савене. В Анже, Нанте, Ренне и Туре были созданы военные комиссии из Парижа с приказом предавать смерти всех вандейцев, носящих оружие; в Анже или его окрестностях за двадцать дней было расстреляно 463 человека. Прежде чем вандейцы были усмирены маршалом Хоше (июль 1796 года), в этой новой религиозной войне погибло полмиллиона человек.

В Париже большая часть населения стала равнодушна к религии. В этом отношении между Горой и Жирондой существовало хрупкое согласие; они объединились, чтобы уменьшить власть духовенства и установить языческий календарь. Они поощряли браки священников, вплоть до депортации любого епископа, который пытался этому воспрепятствовать. Под защитой революции около двух тысяч священников и пятисот монахинь приняли браки.85

Представители Комитета по делам миссий обычно делали дехристианизацию особым элементом своей процедуры. Один из них приказал посадить священника в тюрьму, пока тот не женится. В Невере Фуше издал строгие правила для духовенства: они должны были жениться, жить просто, как апостолы, не носить священническую одежду и не совершать религиозных обрядов вне своих церквей; христианские похоронные службы были отменены, а на кладбищах должна была появиться надпись о том, что «смерть — это вечный сон». Он убедил архиепископа и тридцать священников сбросить свои капоты и надеть красные шапочки революции. В Мулене он ехал во главе процессии, в которой разбивал все кресты, распятия и религиозные изображения по пути.86 В Клермон-Ферране Кутон провозгласил, что религия Христа превратилась в финансовое мошенничество. Наняв врача для проведения опытов перед публикой, он показал, что «кровь Христа» в чудотворной пиале — всего лишь подкрашенный скипидар. Он прекратил государственную оплату священников, конфисковал золотые и серебряные сосуды церквей и объявил, что церкви, которые не могут быть преобразованы в школы, могут быть с его разрешения снесены для строительства домов для бедных. Он провозгласил новую теологию, в которой природа будет Богом, а рай — земной утопией, в которой все люди будут хорошими.87

Лидерами кампании против христианства стали Эбер из Парижского городского совета и Шометт из Парижской коммуны. Подогретая ораторским искусством Шометта и журналистикой Эбера, толпа санкюлотов 16 октября 1793 года вторглась в аббатство Сен-Дени, опустошила гробы похороненных там французских королевских особ и переплавила металл для использования в войне. 6 ноября Конвент предоставил коммунам Франции право официально отречься от христианской церкви. 10 ноября мужчины и женщины из рабочих кварталов и идеологических притонов Парижа прошли по улицам в шуточных религиозных одеждах и процессиях; они вошли в зал Конвента и убедили депутатов пообещать присутствовать на вечернем празднике в соборе Нотр-Дам, переименованном в Храм Разума. Там было устроено новое святилище, в котором выступала Миле. Кандей из Оперы, одетый в трехцветный флаг и увенчанный красным колпаком, стоял как богиня Свободы, сопровождаемый убедительными дамами, которые пели «Гимн Свободе», сочиненный по этому случаю Мари-Жозефом де Шенье. Поклонники танцевали и пели в нефах, а в боковых часовнях, по словам враждебно настроенных репортеров, спекулянты свободой праздновали обряды любви.88 17 ноября Жан-Батист Гобель, епископ Парижский, уступая требованиям народа, предстал перед Конвентом, отрекся от своего сана, передал президенту епископский посох и перстень и надел красную шапочку свободы.89 23 ноября Коммуна приказала закрыть все христианские церкви в Париже.90

Поразмыслив, Конвенция задалась вопросом, не переборщила ли она со своими антихристианскими настроениями. Депутаты почти все были агностиками, пантеистами или атеистами, но некоторые из них сомневались в целесообразности разгневать искренних католиков, которые все еще составляли большинство и многие из которых были готовы взяться за оружие против Революции. Некоторые, как Робеспьер и Карно, считали, что религия — единственная сила, способная предотвратить повторные социальные потрясения, направленные против неравенства, слишком глубоко укоренившегося в природе, чтобы его можно было устранить законодательным путем. Робеспьер считал, что католицизм — это организованная эксплуатация суеверий,91 но он отвергал атеизм как нескромное предположение о невозможности знания. 8 мая 1793 года он осудил философов как лицемеров, которые презирают простонародье и добиваются пенсий от королей. 21 ноября, в разгар празднеств по случаю дехристианизации, он заявил Конвенту:

Каждый философ и каждый человек может принять любое мнение об атеизме, какое ему заблагорассудится. Тот, кто хочет сделать такое мнение преступлением, абсурден, но общественный деятель или законодатель, который должен принять такую систему, был бы в сто раз глупее еще…..

Атеизм аристократичен. Идея великого Существа, которое следит за угнетенной невинностью и наказывает торжествующее преступление, — это, по сути, идея народа. Это настроение Европы и всего мира; это настроение французского народа. Это понятие не связано ни со священниками, ни с суевериями, ни с церемониями; оно связано только с идеей непостижимой Силы, ужасающей преступников, остающейся и утешающей добродетель.92

Дантон здесь согласен с Робеспьером: «Мы никогда не собирались уничтожать господство суеверия, чтобы установить господство атеизма….. Я требую, чтобы в Конвенте был положен конец этим антирелигиозным маскарадам».93

6 декабря 1793 года Конвент подтвердил свободу вероисповедания и гарантировал защиту религиозных церемоний, проводимых лояльными священниками. Эбер протестовал, что тоже отвергает атеизм, но присоединился к силам, которые стремились уменьшить популярность Робеспьера. Робеспьер видел в нем теперь главного врага и ждал возможности уничтожить его.*

4. Революция ест своих детей

Сила Эбера заключалась в санкюлотах, которых можно было объединить с помощью секций и радикальной прессы, чтобы вторгнуться в Конвент и восстановить власть Парижа над Францией. Сила Робеспьера, ранее опиравшегося на парижское население, теперь заключалась в Комитете общественной безопасности, который доминировал в Конвенте благодаря превосходным возможностям получения информации, принятия решений