Шрифт:
Закладка:
Казалось, все было чисто: все группы, бросившие вызов Комитету общественной безопасности, были уничтожены или подавлены. Жирондисты были мертвы или рассеяны; санкюлоты были разделены и замолчали; клубы, за исключением якобинского, были закрыты; пресса и театр находились под строгой цензурой; Конвент, поддавшись трусости, оставил все важные решения на усмотрение Комитета. Под его руководством и по указанию других комитетов Конвент принял законы против скопидомов и спекулянтов, провозгласил бесплатное и всеобщее начальное образование, отменил рабство во французских колониях и создал государство всеобщего благосостояния с социальным обеспечением, пособиями по безработице, медицинской помощью для бедных и пособиями для стариков. Эти меры были в значительной степени сорваны войной и хаосом, но они остались в качестве идей, вдохновляющих последующие поколения.
Робеспьер, руки которого были воплощены, но свободны, теперь занялся восстановлением Бога во Франции. Попытка заменить христианство рационализмом настраивала страну против Революции. В Париже католики восставали против закрытия церквей и преследования священников; все больше представителей низших и средних слоев населения ходили на воскресную мессу. В одном из своих красноречивых выступлений (7 мая 1794 года) Робеспьер заявил, что пришло время воссоединить Революцию с ее духовным прародителем Руссо (останки которого были перенесены в Пантеон 14 апреля); государство должно поддерживать чистую и простую религию — по сути, религию савойского викария Эмиля, основанную на вере в Бога и загробную жизнь и проповедующую гражданские и социальные добродетели как необходимую основу республики. Конвент согласился, надеясь, что этот шаг успокоит благочестивых и смягчит Террор; 4 июня он сделал Робеспьера своим президентом.
В этом официальном качестве 8 июня 1794 года он руководил «Праздником Верховного Существа» перед 100 000 мужчин, женщин и детей, собравшихся на Марсовом поле. Во главе длинной процессии скептически настроенных депутатов Непогрешимый шел с цветами и пшеничными колосьями в руках под аккомпанемент музыки и хоровых песен. Огромная машина, запряженная молочно-белыми волами, несла снопы золотой кукурузы; за ней шли пастухи и пастушки, представляя природу (в ее лучших настроениях) как единую форму и голос Бога. На одном из бассейнов, украшавших Марсово поле, Давид, ведущий французский художник эпохи, вырезал из дерева статую Атеизма, поддерживаемого скульптурными пороками и увенчанного Безумием; над ними он воздвиг фигуру Мудрости, торжествующей над всем. Робеспьер, олицетворение добродетели, поднес факел к Атеизму, но дурной ветер направил пламя на Мудрость. Великодушная общая надпись гласила: «Французский народ признает Верховное Существо и бессмертие души».110 Подобные церемонии прошли по всей Франции. Робеспьер был счастлив, но Бийо-Варенн сказал ему: «Вы начинаете надоедать мне своим Высшим Существом».
Два дня спустя Робеспьер побудил Конвент принять декрет о поразительном усилении Террора; он как будто отвечал Дантону и бросал ему вызов, как во время Пира он бросил вызов Эберу. Закон от 22 прериаля (10 июня 1794 года) устанавливал смертную казнь за пропаганду монархии или клевету на республику; за оскорбление нравственности; за распространение ложных известий; за кражу государственного имущества; за наживу или растрату; за препятствование перевозке продовольствия; за вмешательство в ведение войны. Кроме того, декрет наделял суды правом решать, должен ли обвиняемый иметь адвоката, какие свидетели должны быть заслушаны, когда должен закончиться сбор показаний.111 «Что касается меня, — сказал один из присяжных, — то я всегда в этом убежден. В революцию все, кто предстанет перед этим трибуналом, должны быть осуждены».112
Этому усилению Террора были даны некоторые оправдания. 22 мая было совершено покушение на жизнь Колло д'Эрбуа; 23 мая был перехвачен молодой человек, очевидно, пытавшийся убить Робеспьера. Вера в иностранный заговор с целью убийства лидеров Революции привела к тому, что Конвент принял постановление о недопущении четвертования британских и ганноверских военнопленных. В парижских тюрьмах содержалось около восьми тысяч подозреваемых, которые могли взбунтоваться и сбежать; их нужно было обездвижить страхом.
Так начался особенно «Большой террор», длившийся с 10 июня по 27 июля 1794 года. За неполные семь недель было гильотинировано 1376 мужчин и женщин — на 155 человек больше, чем за шестьдесят одну неделю с марта 1793 года по 10 июня 1794 года.113 Фукье-Тинвиль заметил, что головы падают «как шифер с крыши».114 Люди больше не ходили на казни — они стали таким обычным явлением; скорее они оставались дома и следили за каждым произнесенным словом. Общественная жизнь почти прекратилась; таверны и публичные дома были почти пусты. Сам Конвент превратился в костяк: из первоначальных 750 депутатов в нем участвовали только 117, и многие из них воздерживались от голосования, чтобы не скомпрометировать себя. Даже члены Комитета жили в страхе, что попадут под топор нового триумвирата — Робеспьера, Кутона и Сен-Жюста.
Возможно, именно война заставила влиятельных особ подчиниться столь раздражающей концентрации власти. В апреле 1794 года принц Саксен-Кобургский ввел во Францию еще одну армию, и любое поражение французских защитников могло привести к хаосу страха в Париже. Британская блокада пыталась не допустить американскую провизию во Францию, и только разгром британского флота французским конвоем (1 июня) позволил ценным грузам добраться до Бреста. Затем французская армия отбросила захватчиков под Шарлеруа (25 июня), а днем позже Сен-Жюст привел французские войска к решающей победе при Флерюсе. Кобург отступил из Франции, и 27 июля Журдан и Пишегрю пересекли границу, чтобы установить французскую власть в Антверпене и Льеже.
Этот триумфальный отпор княжескому вторжению, возможно, стал одним из факторов, погубивших Робеспьера; его множащиеся враги могли почувствовать, что страна и армия переживут потрясение от открытого конфликта насмерть в сердце правительства. Комитет общей безопасности враждовал с Комитетом общественной безопасности по поводу полицейской власти, а внутри последнего Бийо-Варенн, Колло д'Эрбуа и Карно поднимали восстание против Робеспьера и Сен-Жюста. Чувствуя их враждебность, Робеспьер избегал заседаний Комитета с 1 по 23 июля, надеясь, что это охладит их недовольство его руководством; но это дало им больше возможностей спланировать его падение. Более того, его стратегия дала сбой: 23 июля он нажил себе врагов среди бывших сторонников, уступив жалобам предпринимателей и подписав декрет об установлении максимальной заработной платы для рабочих; в действительности, из-за обесценившейся валюты, декрет снизил некоторые зарплаты до половины прежнего уровня.115
Именно террористы, вернувшиеся из провинций, — Фуше, Фрерон, Талльен, Каррьер — решили, что их жизнь зависит от устранения Робеспьера. Именно он отозвал их в Париж и потребовал от них отчета о проделанной работе.