Оба нахмурились. Видно, присутствие Нолля все же стало им досаждать.

– В мужском разговоре главное, – выдавил снова первый, – это начать. Можно и без политики. Мужской разговор многогранен… Вот, например, гм-гм…

– Много ли интересных вещей на свете! – испуганно воскликнул второй, судорожно копаясь в мыслях. – Все вещи по-своему интересны… И подходят для мужского разговора – не о политике… М‐да.

Снова смолки. Подрезали сигары, почесали свои бакенбарды.

Нолль, нетерпеливо поглядывавший на часы – было уже без четверти четыре, солнце начинало клониться к закату, – осмелился вмешаться в их разговор:

– Скажите, господин герр-Нодрак сейчас, случаем, не господина Каглера принимает?

Нолль указал на массивную дубовую дверь, за которой не было слышно ни звука.

Второй генерал тут же покачал головой.

– Не имеем права об этом докладывать.

– Скажите хотя бы, там он еще – или нет? – спросил Нолль, не выдержав. – У меня каждая минута теперь на счету.

Первый покраснел и вдруг сам не сдержался.

– Берр Каглер просидел с полчаса, обсуждали сбор войск! – выпалил он. – Высокая политика, на высоком уровне…

Второй косо на него посмотрел, но первого уже было никак не заткнуть:

– Государственная тайна! Политика! Просидел с полчаса – и вышел, как всегда, тайным ходом. Государственная важность ведь! Берр Каглер никогда не уходят тем же путем, которым пришли! Вот теперь и нас вызвали к господину герр-Нодраку! Ждем! Должно быть, сбор объявят!

Нолль уточнил:

– Не слышали вы случайно, куда Берр Каглер мог теперь отправиться?

– Может быть, в Оперу, а может, и в Академию… Там студенческие волнения вроде как зреют – докладывали. Нашли время! Им-то чего не сидится? Зубрили б себе спокойно…

Второй тут же забормотал первому генералу:

– Что же вы всю политику этому господину выложили? – Ткнул в Нолля пальцем. – Может статься, что он какой-то шпион!

– Шпионаж – хорошая тема для разговора! – не до конца понимая свою оплошность, выдавил первый генерал.

Нолль в волнении вскочил с кресла и подошел к двери кабинета.

– Куда вы? – крикнул ему второй. – После нас будете!

Но Нолль уже и не слушал. Он быстро постучался и отворил дверь. Вошел внутрь, не дожидаясь ответа.

Еще прежде, чем что-то увидел, Иной выпалил себе в оправдание:

– Простите за наглость, но ваш сын, Сиввин герр-Нодрак…

В богато украшенном кабинете с панелями из черного дерева за столом полулежал герр-Нодрак старший. Одна рука его покоилась на резном подлокотнике кресла. С тонких пальцев, усеянных перстнями, на пол капала кровь. Из-под стола выглядывала рукоять револьвера.

Под головой лежала записка. Нолль быстро захлопнул дверь, стер с записки кровь и прочитал:

«Гордость моя не позволяет мне более мириться с происходящим. Последним наказом постановляю: полк личной дворцовой стражи распустить; в братоубийстве не участвовать. Свои неоконченные дела, как личные, так и по части управления дворцом, а также связанные с устроением похорон, доверяю младшему сыну, Сиввину…»

Выйдя обратно в приемную, Нолль, помолчав с мгновение, сказал:

– Старший герр-Нодрак застрелился. Вы должны были слышать выстрел.

Генералы переглянулись.

– Так точно! – ответили хором. – Перед тем как вас усадили.

И первый, пораздумав, добавил:

– Но то ведь особая важность. Политика! Гм-м-м… не позволяет вламываться. Как же зайти – без приказа?

4

Черных повозок у подъездов дворца герр-Нодраков уже не было, когда Нолль выходил. Он, не помня себя, побежал на восток, к Академии.

Проходя вновь через центр, он остановился – лишь на мгновение – у памятника основателю, чтобы взглянуть на дорогу, ведущую в Средний город. К далеким, едва заметным отсюда золоченым воротам стекались войска. А там, прямо за ними, внизу, в серой дымке, где обозначилась граница тумана, велись бои: это было уже очевидно. На постепенно темневшем небе все отчетливей проступали ярко-красные всполохи. Кое-где – видно, над южной частью Среднего города – тянулся черный дым.

Отлично виден был и Монолит. Безразлично возвышаясь над всем, точно древний судья, он наблюдал за тем, как разгорались пожары.

– Средний город горит, – бормотали на площади. – Что же там происходит?

Какой-то лишний час – и паника снизу добралась и наверх. Закрывались уже некоторые магазины и бутики. Люди встревоженно перешептывались, ускоряя шаг. А из громкоговорителя монотонной насмешкой все звучал и звучал голос диктора: «Нет поводов для беспокойства, как нет и плохих новостей…»

Четыре высокие башни Молчской Академии, выстроившиеся в ряд, соединенные галереями, величественно вздымались над площадью трех фонтанов. Суровые каменные стены цвета слоновой кости, шпили, тянувшиеся к облакам… Одна из башен – крайняя справа – была отведена под обсерваторию. Из огромного полуоткрытого, точно устрица, стеклянного купола, бросая на площадь тяжелую тень, в небо смотрел телескоп. В его линзе сверкал отблеск заходящего солнца.

Перед Академией выстроились студенты. Молодые люди в двубортных темных пальто молча стояли на массивных ступенях перед входами в башни. Их было не меньше сотни. Подходили новые, так же, молча, вставали с краю. Назревало уже и здесь.

Напротив них прямо на тротуарах была припаркована дюжина моторных фургонов. Пока стекались отряды дворцовой стражи, полицейские, оцепившие Академию, следили за сборищем, но не решались еще подходить. А мимо шли праздные люди, из тех, кто, верно, ни за что не хотел портить вечер или не знал, что уже началось внизу. Кавалеры в изысканных дорогих пальто на крысином меху вели под руку дам, облаченных в вечерние платья. Этих манили огни Молчской оперы. Проходя через площадь, они с любопытством поглядывали на собравшихся, но стоило им только свернуть на бульвар – их интерес угасал, и вот уже снова слышался смех.

Черных повозок Каглера нигде не было видно, хотя среди постовых Нолль заметил одного в сером кителе. Оглянулся назад – и увидел еще двоих. Те будто шли за ним следом.

Он попытался затеряться в толпе, пошел по бульвару. Вскоре за кронами вишневых деревьев показался парадный вход в Молчскую оперу. Само здание напоминало чуть придавленную полусферу. Люди тянулись внутрь.

Серые кители не отставали. Нолль увидел еще двоих, стоявших в тени деревьев. Что будет, если он пойдет им навстречу? Сопроводят ли они его сами к Каглеру? Или же им велено избавиться от него? Нолль не хотел проверять. Он поспешил внутрь вместе со всеми. Его вела одна лишь смутная надежда, что в опере он сможет застать Каглера врасплох.

Нервно поглядывая по сторонам, подошел к кассе. Пожилая женщина за стойкой с оригинальной, искусно уложенной в форме птичьего гнезда высокой прической как-то презрительно оглядела пальто Нолля.

– Выбирайте билет, – прошептала она и ткнула в стопки разноцветных листов на