3

Проспект вывел его на огромную дворцовую площадь, она была никак не меньше центральной. Здесь открывался вид на полукруглые фасады дворцов. Впереди – он был, пожалуй, из тех, что побольше, – сиял четырехэтажный дворец герр-Нодрака. Нолль признал его по массивному барельефу с гербом над главным подъездом: точно такой же герб он видел на портсигаре Сиввина.

Шестнадцать массивных колонн выстроились вдоль дворца, в нишах между подъездами возвышались величественные статуи. Четыре моторных фургона стояли тут же, заехав колесами на тротуар. Водители в ожидании своего господина курили возле ворот.

Поднимаясь по мраморным ступеням главного входа, по которым бегали служащие дворцовой канцелярии, Нолль раздумывал над тем, что же он планирует делать, если и правда найдет Берра Каглера в окружении серых кителей. Неужели приставит дуло к виску и потребует объяснений?

Уже в дверях Нолль столкнулся с лакеем, одет тот был лучше него самого. Во фраке, с белоснежным галстуком.

– Я требую аудиенции с господином герр-Нодраком, – сказал Иной, подумав. – У меня есть важное известие о судьбе его сына, Сиввина.

Лакей, внимательно осмотрев Нолля, позволил ему войти, а сам побежал к другому лакею. О чем-то поговорили. Затем второй прошептал что-то на ухо уже подскочившему третьему. Снова все обсудили. Наконец к Ноллю вернулся первый лакей.

– Извольте подождать пока здесь, в зале, с другими просителями. Я уточню, позволят ли вас допустить в приемную.

В зале, больше напоминавшем фойе театра, чем зал для просителей, толпилось с полсотни человек. Все находились в некотором возбуждении. Кто-то нервно постукивал тростью по мраморному полу. Вскоре к тем, кто не мог справиться с волнением, подскакивал слуга и просил немедленно прекратить. В углу надрывался телефонный аппарат – к нему то и дело подбегал лакей, молча что-то записывал и вновь убегал.

Нолль отошел подальше от собравшихся аристократов и встал у арки, ведущей в западное крыло. Рядом, у выхода в коридор, столпились прохлаждавшиеся без дела слуги. Шумно шептались. Нолль прислушался к их болтовне. Один из них, пожилой, с окладистой седой бородой, как видно, поучал молодых:

– Во всем следует знать меру, так сказать. Делать-то, в сущности, вам ничего и не нужно! Делать что-то даже опасно. Проще всего – не попадаться господам на глаза.

Один из молодых тут же запротестовал:

– Как же, даже приказов не исполнять? Ведь накажут! А если сошлют?..

Пожилой улыбнулся. Стал объяснять:

– Вот, скажем для простоты, попросят меня вынести ночной горшок. Это я так, для наглядности, едва ли вы самого господина герр-Нодрака хоть раз увидите. И все-таки: вот я делаю, как мне сказано. А на следующий день господин все равно недоволен – мол, почему так воняет на заднем дворе? А я, разумеется, вынужден объясняться, страшась, сам себя начинаю закапывать…

Молодой осмелился перебить.

– А с чего господину сердиться? – спросил он испуганно. – Ежели я сделаю ровно так, как мне повелели?

Пожилой пожал плечами.

– Мало ли отчего? Проснулся в плохом настроении, а на кого же орать, как не на вас?

Помолчали.

– А если вот я, предположим, – продолжал пожилой слуга, – тот же самый горшок, едва только взяв, сразу вручаю, скажем, служанке, то с меня нет и спросу. И не делал я ничего, и сам перед господином уже не виновен. Вот она, скажу, выносила.

Двое молодых слуг слушали и кивали, начиная уже понимать, к чему идет дело.

– Ну так вот, господин – со всей свирепостью, это как полагается, – пускается ругать нашу служанку. А та тоже говорит, что, скажем, из-за больной спины в свою очередь вручила горшок мальчишке. Ну и в какой-то момент господин уже поостыл: виноватого вроде как нет – поди его отыщи! Может, и этот самый мальчишка тоже подсуетился и горшок в четвертые руки отдал… В общем, – добавил пожилой слуга, уже завершая, – главное – не делать того, за что будешь наказан. И крайним хотя бы не оказаться.

Самый юный из слуг, нахмурившись, решил все-таки уточнить:

– Ну а горшок-то хоть… что же с ним? Вынесен он в итоге или нет?

Вдруг пожилой рассердился, даже закашлялся от возмущения.

– Ты вообще меня слушал? При чем тут вообще горшок?

– Так вы ведь сами сказали, воняет на заднем дворе…

– А тебе что за дело? – оборвал его пожилой. И совсем замолчал.

Нолль простоял в ожидании с полчаса. Когда он услышал вдали какой-то знакомый, но очень тихий шум, то сперва и не понял, что это заголосил Монолит. Его выстрелы казались отсюда такими странными и невнятными, что могли причинить жителям Верхнего города лишь незначительное неудобство. Стены здесь не дрожали. Казалось, ничто не способно их пошатнуть – от этого далекого звука разве что механическое перо могло скользнуть по бумаге во время подписания важного документа. Но и то вряд ли: ведь эта чья-то важная рука уже давно, наверно, приноровилась к такому мельчайшему неудобству.

– Пройдемте в приемную, – сказал наконец возвратившийся к Ноллю третий лакей.

Его повели наверх, затем бесконечной анфиладой комнат и наконец усадили в приемной, перед запертой дверью кабинета старшего герр-Нодрака. В креслах сидели двое мужчин. «Генералы», – догадался Нолль по их бакенбардам, усам и, конечно, форме с россыпью орденов на груди. На каждом сером погоне – по две черные звезды. Оба курили сигары.

Лакей указал Ноллю на свободное кресло и, быстро кивнув, удалился. Двое генералов приметили Иноя быстрыми взглядами.

– Но не будем вдаваться в подробности, – говорил первый, со знанием дела подрезая сигару серебряной гильотинкой. Мысль его немного плыла. – Сбор полков, кхм-кхм, это все-таки история! Думаю, наша помощь тут, может быть, и не понадобится. Хотя откуда мне знать? Приказано! Гм… Но можно ли в это поверить, что ворота Верхнего города не выстоят под ударом этих…

– Да, но давайте не будем об этом сейчас, – поспешил перебить второй генерал, чуть потоньше первого. Может быть, он боялся, что они могут сболтнуть лишнего при постороннем.

Первый генерал тут же кивнул и, затянувшись, сказал:

– Так давайте же сменим тему… Гм… О политике больше не будем, обо всем этом… компро… компроме…

– Точно, – поддержал идею второй; он тоже подрезал свою сигару и поудобней устроился в кресле. – Мы о разном поговорить можем. Мужской разговор, так сказать!

Помолчали. Даже позволили себе улыбнуться сидевшему рядом Ноллю. Вдруг посмеялись какой-то молчаливой шутке.

Первый опять затянулся дымом, чуть закашлялся, утер рот платком. Вздохнул. Потом попытался что-то придумать:

– Вот на днях… – только начал, как опять замолчал. – Гм… М‐да, то опять про политику.

Второй быстро кивнул.

– Мужской разговор… Всякое можно придумать, кроме политики…