— Только с цифрами, — совсем мрачно заявил он.

— Эх, Лазарь, Лазарь, не то мелешь... — вздохнул Болотов. — Надо бы тебе годок-другой на строительстве поработать, да и на эксплуатации не мешало бы побывать, тогда бы другой из тебя проектировщик вышел.

Малькова мы так и не убедили. А на другой день нас вызвал Татаринов на реку Таз, куда должен был прилететь и он сам. Там, как у нас на Пуре, был организован Борисовым аэродром на песчаной косе, и мы вылетели втроём на двух самолётах.

Рогожину я ещё накануне дал радиограмму, чтобы он спустился на лодке в устье реки Варка-Сыль-Кы.

Мы с Болотовым летели на самолёте Волоховича, Мальков летел с Юркиным. По дороге сбросили почту в партии Абрамовича и Амельянчина. Волохович низко кружился над их палатками, но многих я не мог узнать — так люди обросли бородами.

Рядом с белыми палатками у дымокуров стояли и лежали олени. Обе партии расположились у небольших речек, вблизи оленьих пастбищ — ягелевой тундры.

Пролетев над плоским и незаметным водоразделом рек Пур и Таз, сплошь усеянным озёрами, мы попали в бассейн реки Варка-Сыль-Кы. Вначале соединились два небольших ручейка, потом притоки один за другим с обеих сторон стали впадать в них, образовав довольно широкую речку.

А вот и палатки Рогожина. Волохович снова снизился и пошёл бреющим полётом метрах в пятидесяти от земли. Сбросив почту и убедившись, что Рогожина в лагере нет, Волохович помахал крыльями и пошёл дальше, вниз по реке. Варка-Сыль-Кы здесь была извилиста, со множеством староречий и заливов, сливавшихся с озёрами.

Не долетая километров двадцать до устья, мы увидели лодочку, на которой плыли двое. В одном из них я узнал Рогожина. Волохович снова снизился и стал кружиться, а я в это время написал записку Рогожину, чтобы он спешил и обязательно к вечеру был на реке Таз. Замотав записку вместе с письмом Нины Петровны в тряпку, я привязал кусок бинта с грузом и, рассчитав, бросил Рогожину. Пока мы делали круг, Рогожин был уже на берегу и держал в руках послание. А через пятнадцать минут мы были на Тазу.

Вскоре прилетели Татаринов и Борисов, а с ними и наши соседи — руководители Енисейской экспедиции. Ещё через час я обнимал Рогожина. Собрались все в кабине самолёта ЛИ-2, куда меньше залетали комары.

— Знаете, зачем я вас собрал сюда? — начал Татаринов, когда мы расселись на железных скамейках, тянувшихся вдоль всего фюзеляжа.

Мы догадывались, но молчали.

— Пора решать вопрос с переходом реки Таз, — помедлив, сказал он. — Лихтеры и баржи, нагруженные паровозами, вагонами, рельсами, шпалами, заключёнными и всем их скарбом, уже прошли губу и идут вверх по Тазу. Нам нужно сегодня же сказать строителям, где им выгружаться, а выгружаться они должны там, где будет строиться мост. Я знаю, что мнения у вас разошлись. Одни за северный вариант, — посмотрел он на наших соседей, — другие за южный, — кивнул он в нашу сторону.

Завязались оживлённые споры. Енисейская экспедиция отстаивала северный вариант, видимо, плохо зная наш участок по этому направлению. У них действительно при подходе с востока от реки Турухан к Тазу по северному варианту условия были несколько лучше, чем по южному. Но на нашем участке, с запада, эти варианты резко отличались друг от друга, и железную дорогу можно было строить только по южному. Мы с Болотовым твёрдо стояли на своём.

Мальков сидел рядом с работниками Енисейской экспедиции и о чём-то с ними шептался.

— Продаст, — толкнул меня в бок Болотов, показывая глазами на нашего главного инженера.

— Пусть попробует, сам в лужу сядет, — тихо ответил я.

Но Мальков действительно не выдержал и высказал свои соображения в пользу северного варианта, подкрепляя их опять цифрами будущей экономии при эксплуатации. Пока долго и витиевато говорил Мальков, Татаринов морщил брови, но молчал. Молчали и мы с Болотовым, хотя злились сильно.

Когда закончил говорить Мальков, Татаринов его спросил:

— А вы эту экономию что, в руках держали?

— Не понимаю, Пётр Константинович, — пожал он плечами.

— Пора понимать дело по существу, а не пустыми цифрами себе и нам голову забивать, — резко ответил Татаринов и добавил: — Заладили: поезда, поезда. Да пока они здесь пойдут, нам не по одному пуду соли придётся съесть. И вы все должны представлять себе всю сложность задачи, и в первую очередь сложность освоения этого сурового края, а затем и строительства дороги. Прокладываемая вами трасса должна проходить по таким местам, где что-то хоть чуть-чуть напоминает живую природу. А жизнь в этих краях теплится только на берегах рек... Давайте послушаем Рогожина. Он уже исходил здесь всю местность и проплыл по реке. Прошу, товарищ Рогожин, — обратился он к Александру Петровичу.

— На мой взгляд, для строительства дороги, — сказал Рогожин, — очень важными условиями являются наличие на месте строительных материалов, путей сообщения. И условия жизни людей в этом суровом крае. Вариант строительства железной дороги по Варка-Сыль-Кы, безусловно, лучше северного. В долине этой реки есть хороший песок для отсыпки полотна, есть даже гравий для балласта и бетонных работ — это отложения конечной морены. Есть лес для постройки рабочих посёлков, для столбов линии связи, а о дровах и говорить нечего — хватит на многие годы. По реке Варка-Сыль-Кы пройдут катера с баржами, это обеспечит перевозку людей, оборудования и всего необходимого для строительства. Я промерял глубины. А на северном варианте, — продолжал Рогожин, — голая тундра, много озёр, болот, бугров пучения. Даже на оленях там летом трудно пробираться.

Татаринов, довольный ответом, кивнул Рогожину. Тот сел.

— Так как все высказались, — поднялся Татаринов, — то давайте решать. За южным вариантом, — сказал он, — явное преимущество. Северный вариант попросту освоить невозможно, он сам себя исключает. Ведь если и перебросить туда людей пешим порядком, их всё равно кормить надо, товарищ Мальков, — посмотрел Татаринов в сторону главного инженера и продолжал: — Дрова нужны, посёлки из чего-то строить надо. А вот Рогожин говорит, что