Шрифт:
Закладка:
Второй способ обеспечивали карты, созданные Дворкином, Мастером Черты, который изобразил на них всех нас, чтобы обеспечить надежную связь между членами королевской семьи. Дворкин был художником старой школы, для него пространство и перспектива ничего не значили. Он сделал фамильные Козыри, которые позволяли желающему связаться с родственником, где бы тот ни находился. Мне всегда казалось, что его творение используется не в полном соответствии с замыслом автора.
Третьим был Образ, также начертанный Дворкиным, пройти который могли только члены нашей семьи. Прошедшего Образ вписывало в общую систему карт, а достигший центра узора обретал способность странствовать в Тени.
Карты и Образ сотворены для мгновенного перемещения из Материи сквозь Тень. Иной способ, продвижение напрямик, потруднее.
Я понимал теперь, что делал Рэндом, доставив меня в настоящий мир. Пока мы ехали, он мысленно добавлял то, что вспоминал об Амбере, и вычитал то, с чем не был согласен, и, когда все сошлось, он точно знал, что мы прибыли на место. Ничего сложного: обладая нужным знанием, любой мог бы добраться до своего личного Амбера. Даже сейчас я или Блейз могли отыскать Тень Амбера, где правили бы именно мы, и провести там хоть весь остаток вечности. Только для нас такое было невозможно: ибо никакая Тень не была бы истинным Амбером, городом, где мы родились, городом, что дарует форму всем остальным городам.
Именно поэтому мы и избрали самый трудный способ, поход сквозь Тень, ведя свои войска на штурм Амбера. Всякий, кто знал это и имел нужную власть, мог воздвигать препятствия на нашем пути. Эрик так и делал, и мы одолевали их одно за другим, теряя соратников. Чем все это закончится, никто не знал.
Но если Эрик будет коронован и воссядет на трон, это отразится во всех Тенях.
Любой из нас, оставшихся в живых братьев, принцев Амбера, уверен, полагал, что смотрелся бы в этом статусе гораздо лучше любого другого, – а уж что там творится в Тени, не важно.
Мы разминулись с призрачными флотилиями кораблей Жерара, «летучими голландцами» здешнего мира, и знали, что цель наша близка. Корабли эти я использовал как ориентир.
На восьмой день плавания мы приблизились к Амберу. И тогда начался шторм.
Море стало черным, над головой клубились тучи, а паруса бессильно обвисли на реях, когда мы попали в полосу штиля. Солнце скрылось, большое и синее, и я почувствовал, что Эрик наконец обнаружил нас.
Тут-то и поднялся шквал, который всей яростью своей обрушился на мой корабль.
Как говорят поэты, вихрь и шторм пришли на горе нам[81]. У меня внутри все болталось и плескалось, когда в борт ударили первые волны. Нас бросало из стороны в сторону, как игральные кости в кулаке исполина. Нас полоскало в хлябях океанских и хлябях небесных. Небо почернело, и всякий раз, когда его разрывал очередной удар грома, на нас сыпалась ледяная крупа с осколками хрустальных колоколов. Все рыдали и молились. Я так точно. Я с трудом выбрался на палубу, чтобы принять осиротевший штурвал. Пришлось привязаться к рулевому колесу, но я его удержал. Эрика работа, точно знаю.
Час, два, три, четыре… Конца-края шторму не было видно. Пять часов. Скольких мы потеряли? Я не знал.
Потом я ощутил и услышал щекотку и легкий звон, и увидел Блейза, словно в дальнем конце серого туннеля.
– Что случилось? – спросил он. – Я уж сколько пытаюсь к тебе пробиться…
– Жизнь полна неожиданностей, – ответил я. – И вот как раз одна из них.
– Буря?
– Да еще какая! Прабабушка всех бурь. А еще там, снаружи, какое-то чудище. Если у него есть хоть капля мозгов, оно сейчас врежет по днищу корабля… о, вот оно так и сделало.
– У нас только что было то же самое.
– Что, буря или чудище?
– Буря. Две сотни погибших.
– Крепись и надейся, – проговорил я. – Свяжемся позднее, ладно?
Блейз кивнул, и у него за спиной сверкнули молнии.
– Эрик нас засек, – сказал он и исчез.
Факт.
Прошло еще три часа, прежде чем шторм начал стихать. И гораздо больше времени понадобилось, чтобы флот собрался и подсчитал потери. Шторм лишил нас половины кораблей. На моем флагмане из команды в сто двадцать человек осталось восемьдесят.
Потрепало нас знатно.
И все же мы выбрались в море над Ребмой.
Я достал колоду и извлек карту с изображением Рэндома. Поняв, кто его вызывает, он сразу сказал:
– Валите отсюда.
Я спросил почему.
– Ллевелла полагает, что Эрик сейчас сотрет вас в порошок. Она советует отступить и подождать, а когда он расслабится – ударить вновь. Где-нибудь через год.
– Прости, – покачал я головой, – уже не могу. Слишком многие полегли, позволив нам добраться досюда. Тут уже расклад «сейчас или никогда».
Рэндом пожал плечами. На лице его было написано: «Я предупредил».
– И все же – почему? – спросил я.
– В основном потому – сам только недавно узнал, – что он в состоянии управлять погодой вокруг Амбера, – ответил он.
– Все же мы рискнем.
Он опять пожал плечами:
– Потом не говори, что я тебя не предупреждал.
– А Эрик точно знает, что мы уже близко?
– А ты как думаешь? Он что, кретин?
– Нет.
– Значит, знает. Если я могу догадаться об этом в Ребме, он в Амбере знает точно, – а я догадался по тому, как всколыхнулись Тени.
– Увы, – сказал я. – У меня были предубеждения против этой затеи, но рулил всей затеей Блейз.
– Так свинти отсюда, а он пусть получит свое.
– Извини, не могу рисковать. А вдруг он все же победит? Так что я поведу флот, как и договорено.
– Ты уже говорил с Каином и с Жераром?
– Да, с обоими.
– Тогда ты полагаешь, что сумеешь нанести удар с моря. Но вот что я тебе скажу: Эрик нашел подход к Камню Правосудия, так я понял по дворцовым сплетням вокруг его двойника… С его помощью он управляет здешней погодой, это я точно знаю. Бог весть, на что он еще способен.
– Да, жаль, – промолвил я. – Что ж, придется пройти и через это. Не могу позволить нескольким бурям сбить с нас дух.
– Корвин, должен тебе признаться. Я говорил с Эриком три дня назад.
– Зачем?
– Он сам вызвал меня по Козырю, я и отозвался от скуки. Он весьма детально обрисовал, какую воздвиг оборону.
– Потому что Джулиан ему
