– Врач сказал, что ты выпила рвотные таблетки.

– А откуда тебе известно, что он на самом деле сказал, ты же не понимаешь французского. К тому же не забывай, врач этот – приятель Клер, а потому он сказал бы то, что ей нужно, понимаешь?

– Но ты же не… – Я не договорила, у меня холодок пробежал по спине.

– …Не умерла, типа, да? Ты это хотела сказать? А все просто – я же выпила один глоток, а вот если бы я выпила всю чашку, весь свой кофе, то вряд ли мы с тобой сейчас разговаривали бы.

– Марина, но смысл?! Она – состоятельная женщина, дочка ее тоже обеспечена. К тому же я сказала, что оплачу все долги Миши. Что еще им от меня может быть нужно?

– Да то, чем ты владеешь! – вдруг брякнула она.

– Что? Как это?

– Да так, что вся эта история с французским наследством может вообще не иметь ничего общего с покушениями на твою жизнь.

Я все еще не понимала.

– Вот тебя не станет, кто будет владеть всем твоим богатством?

– Я не думала еще…

– Завещания нет?

– Нет. И что?

– А то, что у тебя теперь появилась родственница, практически твоя племянница, дочка твоего дяди, родного брата твоего отца, поняла? Наследница!

– Мари?

– Ну да!

Вот тут меня по-настоящему охватил ужас. А я об этом и подумать не могла!

– И что же мне теперь делать?

– Напиши завещание.

– Но я как бы не дома, не в России…

– Ну и что с того? Ты можешь это сделать в российском консульстве хоть сейчас. Позвони, узнай, когда тебя могут принять, и поедем!

– Но я… я не готова, Марина. К тому же я ни разу еще не задумывалась над тем, что станет с нашим с Ваней капиталом после моей смерти. Да, я понимаю, у меня нет родственников, детей… И не хотелось бы, что все это просто отошло государству. Слишком уж расплывчато это, согласись. Нет-нет, не хочу даже и думать обо всем этом. Надеюсь все же, что когда-нибудь создам семью, рожу детей, и тогда уже подобных вопросов не возникнет.

Я видела, как Марина открыла уже было рот, чтобы мне возразить, но тут же и закрыла его. Подумала, вероятно, что своим напором может разозлить меня.

– Больше всего меня сейчас интересует вопрос, как мне быть дальше… без денег.

– Никак. Надо возвращаться домой, вот и все. Раве ты не понимаешь, что судьба нам посылает знаки, уже много знаков, и все они направлены на то, чтобы отговорить тебя принимать наследство! Позвони Леве, попроси его купить нам билеты домой, и все!

– А Клер? Что она подумает обо мне? Что я испугалась долгов Миши? Да и вообще, Марина, я не хочу сейчас домой! У меня и здесь нарисовались дела.

Мне хотелось вернуться в кафе, где один вид пуантов заставлял мое сердце стучать быстрее, где обитали люди, которые были знакомы с моим отцом и могли рассказать мне о нем.

– Ты снова про Клер? Знаешь, что я тебе скажу? – Тряпкина состроила такую гримасу, что мне захотелось ее ударить. – Поступай как знаешь. А я вернусь в Москву. Вот так. Не хочу, чтобы меня пристрелили или отравили, пока я рядом с тобой.

– Хорошо. Договорились.

Да, я так и сказала. И произнося это, я мысленно уже «гуглила» русскую переводчицу-парижанку. А что, пусть Тряпкина летит в Москву, а я останусь здесь, найму переводчицу, которая поможет мне в моих делах. Вот только я снова забыла, что у меня нет средств. Может, к Леве обратиться? Но так не хотелось. Так стыдно было отчего-то, когда я думала об этом. Мне хотелось, чтобы он прекратил воспринимать меня, как скопище проблем.

– В смысле? Хочешь сказать, что обойдешься без меня? Без знания языка? Ты что, самоубийца?

Короче, мы долго еще выясняли отношения, ругались, спорили, Марина пыталась доказать мне, что Клер вообще сняла этот огромный дом в Сен-Клу на один день, чтобы пустить нам пыль в глаза… Что они с дочерью нищие, как церковные мыши, и видят во мне источник обогащения – убив меня, они получат все мои деньги.

Быть может, мы разругались бы с Тряпкиной в пух и прах, если бы не звонок в дверь. Пришла мадам Жиро. Принесла нам два куска пирога с абрикосами. Залопотала что-то на французском, Тряпкина слушала и, поросятина такая, не переводила. И вдруг на чистом русском, специально для меня, конечно же, предложила ей поужинать вместе. Сказала, что готова купить хорошего сыра, вина, деликатесов, но с условием, что поужинать мы, русские, хотим у нее в квартире. Что нам, типа, хочется посмотреть на настоящую французскую квартиру, посмотреть, как живут парижане… И что квартира Миши явно не тянет на жилище истинного парижанина. Все это Марина повторила потом уже на французском, и я увидела, как мадам расплылась в улыбке.

– Да-да, конечно!

Получается, что она все-таки сдалась и решила выполнить часть моего плана, заключавшегося в том, чтобы, расположив мадам Жиро, выкупить у нее весь принадлежавший Мише, а может, и моему отцу, антиквариат.

Когда соседка ушла, я в недоумении посмотрела на подругу. Пошелестела подушечками пальцев, мол, а денежки где будем брать?

– Снимем с моих карт, – предложила она великодушно.

Мне оставалось только обнять ее и расцеловать.

– Марина. Ты – прелесть! – воскликнула я, в душе почему-то радуясь, что я не послушалась ее советов и все-таки сама, войдя в свои мобильные банки, заблокировала все свои карты. От греха подальше. И в который уже раз отругала себя за то, что, купив дорогущий телефон VERTU, так закружилась перед поездкой, что не успела проделать с ним все манипуляции, связанные с привязкой к нему своих карт.

13

Но радовалась я недолго. Марина оказалась жуткой скрягой, и тот сыр, что мы покупали в ближайшей лавке, был самым дешевым. Да и вино тоже.

Я делала страшные глаза, пыталась намекнуть подруге, что так дело не пойдет, надо бы потратиться, не скупиться. Неплохо было бы и икры купить, и рыбки дорогой, но Марина не слушала меня и с хозяйским видом выбирала все самое дешевое, даже печенье стоимостью в один евро!

Мы вышли из лавки на улицу, дождь еще продолжался, и я набросилась на мою подругу с обвинениями. Я злилась на нее так, что у меня даже кулаки сжимались!

– Я не пойду к ней с этим, поняла? Не хочу позориться! Сама ешь эту дешевку и пей эту дрянь!

Марина окатила меня таким презрением, что мне стало еще холоднее.

– Что, трудно, когда денег нет? – вдруг не выдержала она, чем сразу же выдала свое отношение ко мне, ставшей вдруг бедной, неплатежеспособной.

– Да, трудно. Зачем ты все это устроила? Этот цирк? Если у тебя нет денег, так и скажи, и я откажусь от этого визита к соседке. Зачем ты меня так унижаешь? Что я тебе сделала? По-моему, я всегда была добра к тебе, всегда помогала…

– Просто захотела, чтобы ты почувствовала, каково это – остаться без карточек и денег.

Ее искренность и цинизм просто ошеломили меня.

– Послушай, чего ты от меня хочешь? Чтобы я отказалась от наследства и вернулась в Москву?

– Да! Именно этого я и хочу!

– Но не ты ли сама радовалась, когда