Хотя большинство женщин, вступающих в Силы самообороны, преодолевают чувство внезапной изолированности в течение нескольких недель, в их повседневную жизнь продолжают вторгаться частые моменты разочарования по причине прочно укоренившегося гендерного неравенства. Под пристальным вниманием требующей гендерного равенства общественности агрессивно призванные на службу организацией с мужским доминированием старшие инструкторы и командиры признавали, что многие военнослужащие-женщины были более серьезными и решительными, чем обычные военнослужащие-мужчины. Однако это осознание не обязательно удерживало командиров от совершенно противоположного мнения о женских способностях и физических возможностях – мнения, основанного на их общих предубеждениях. И все же как их командиры, так и сами женщины-военнослужащие отмечали, что им редко не хватает выносливости и они не сдаются так легко, даже если они физически слабее и, возможно, медленнее мужчин. Тем не менее начальство и коллеги-мужчины иногда смотрели на женщин из-за их предполагаемых физических недостатков свысока и принуждали их к выполнению заданий, которые усиливали традиционные представления о женской роли на рабочем месте, несмотря на тот факт, что Силы самообороны не участвуют в боевых действиях. «Силы самообороны должны быть рабочим местом с равными возможностями, – писал Сиката Тосиюки [Shikata 1998: 37], военный аналитик и генерал в отставке, – но феминизация дзёсейка Сил самообороны порождает проблемы». Подполковник Катаока Хиро*, бывший когда-то офицером по подбору персонала, разделял опасения Сикаты. «Несколько женщин-военнослужащих, – был уверен он, – хороши для боевого духа, потому что мужчины яростнее соревнуются в присутствии женщин. Однако присутствие слишком большого количества женщин было бы разрушительным для сплоченности подразделения». Ни Сиката, ни Катаока не объяснили, какие именно проблемы, по их мнению, могут возникнуть, если к Силам самообороны присоединится больше женщин.

Военнослужащие-мужчины, которые были категорически против участия и интеграции женщин или хотели ограничить их работу канцелярскими должностями, придерживались ряда идей, которые должны были укрепить положение этих пожилых мужчин. Наиболее стойким было убеждение, что женщины физически слабее мужчин и тем самым они ослабляют общую эффективность подразделения. Женщины-военнослужащие признали, что они не так сильны физически, как их коллеги-мужчины, но некоторые также отметили, что, например, для подъема большей части тяжелого оборудования требуется несколько человек, и в любом случае такую задачу не может выполнить один или два предположительно более сильных мужчины. Именно об этом говорит Тамура Сатоми из МССЯ в эпиграфе к этой главе. В 2002 г. Тамура была инструктором одной из школ МССЯ и первой женщиной-военнослужащей, специализирующейся на подводных операциях, – огромное достижение в роде войск, наиболее известном своим неформальным исключением женщин из реальной службы. Еще во время учебы в старшей школе она прочитала в газете статью о Силах самообороны, и эта работа показалась ей занятием, требующим энтузиазма. В старших классах она состояла в плавательном клубе, и тот факт, что все остальные члены клуба были мужчинами, ее никогда не беспокоил. Оказавшись в Силах самообороны, она была разочарована тем, что изначально на фоне более крепких коллег-мужчин ей не хватало физической силы, и поняла, что ей нужно работать намного усерднее, чем мужчинам, но в какой-то момент приняла твердое решение добиться успеха. По словам Тамуры, ее работа была связана не только с физической силой, но и с умственной.

Другие возражения против интеграции женщин заключались в том, что они могут быть не в состоянии в полной мере выполнять свои обязанности во время менструации или взять отпуск на эти дни. Как и другие государственные служащие в Японии, женщины-военнослужащие имеют право брать отпуск на время менструации. Пережиток охраны труда женщин на рабочем месте в 1920-х гг., отпуск в связи с менструацией, как и другие подобные меры, является сомнительным преимуществом работающих женщин[58]. Закон, направленный на защиту женщин на рабочем месте, в итоге легализовал их «особые», «физические» потребности. В то же время такая политика поддерживает и укрепляет представление о мужских телах как нормативных, многофункциональных, здоровых и надежных. На вопрос о том, что она думает об этом возражении против интеграции женщин, капитан Фудзи Сецу громко рассмеялась, прежде чем ответить, что это «полная чепуха». Чтобы не возникало серьезных осложнений на тренировках, она, как и другие женщины, регулировала свой цикл таблетками[59]. Женщины-военнослужащие также отвергли идею о том, что они не могут мочиться в полевых условиях, используемую в качестве аргумента для того, чтобы держать их в страхе.

Ряд молодых офицеров обвиняли старших в том, что те балуют коллег-женщин. По-видимому, женщинам разрешалось уменьшать во время длительных переходов вес своих рюкзаков или получать другие виды помощи, которые никогда не предлагались солдатам-мужчинам. Более молодые женщины-военнослужащие порой не возражали против такой оценки. Некоторые считали, что с ними обращаются так же или даже лучше, чем с мужчинами. Однако они указывали на то, что командиры иногда относились к ним лучше, потому что считали их «просто девушками» и, таким образом, чем-то меньшим, чем полноценные военнослужащие. Такая разница в подходе, как правило, воспринималась положительно только женщинами, которые не планировали долгосрочную карьеру в Силах самообороны. Рядовой Кавасаки Мидзуэ, проходившая обучение в артиллерийском корпусе, напротив, испытывала по поводу такого различия смешанные чувства: «Хотя я старалась выполнять свою работу как можно лучше, мои командиры никогда не делали мне выговоров и не заставляли меня работать усерднее. Было очевидно, что они думали: что смогу сделать, то и хорошо, потому что я все-таки только девушка» [uno! 1997: 163]. Кавасаки была уверена, что по сравнению с ее бойфрендом, тоже рядовым, у нее было значительно меньше возможностей отличиться и проявить себя [uno! 1997: 163].

Еще несколькими годами ранее подобные формы гендерной дискриминации и сексуальных домогательств вызывали у военной администрации лишь целенаправленное нежелание об этом слышать. Майор Арамата Харуко*, которая была единственной женщиной-офицером во всем полку, вспомнила, как противостояла этому, когда женщина-рядовой, находившаяся под ее командованием, со слезами на глазах рассказывала ей о том, что ее постоянно преследует коллега-мужчина. Всё, что Арамата могла сделать, это утешить девушку в частном порядке и попытаться перевести ее на другую базу. «Я усвоила, что означает докладывать о сексуальных домогательствах наверх», – сказала Арамата. Получив мое подтверждение, что интервью останется анонимным, она правдиво описала несколько случаев сексуальных домогательств в своей карьере, начиная с фотографий обнаженной натуры, которые коллеги-мужчины использовали в качестве заставок на экране компьютера, и заканчивая тем, что мужчины щипали ее за задницу или оскорбляли словесно, отпуская откровенно сексуальные комментарии и шутки. Вскоре после этого ее вызвали в офис командира базы. Видимо, как единственная в полку женщина-офицер она ответила прямо. Результаты были доведены до сведения командира. Командир пришел в ярость и отругал ее за «нанесение ущерба репутации всего полка». Она стояла на своем, но позже, когда ей приходилось сталкиваться с сексуальными домогательствами, она решала вопросы тихо, избегая официального пути подачи жалобы начальству.

Основываясь на моих интервью, можно прийти к выводу, что сегодня курсанты и молодые офицеры НАС придерживаются менее женоненавистнических взглядов, чем рядовые военнослужащие и их старшие коллеги. Мнения об интеграции женщин чаще оказываются положительными среди офицеров, чем среди рядовых, и более позитивными среди новобранцев и молодых мужчин, чем среди мужчин среднего и старшего возраста. Ведь сексуальные домогательства и дискриминация по половому признаку в армии попали в поле зрения общественности только во второй половине