1990-х годов. Несколько громких дел о сексуальных домогательствах всколыхнули японский корпоративный мир и встревожили Силы самообороны[60]. В 1999 году был проведен широкомасштабный опрос служащих Сил самооброны относительно сексуальных аспектов их взаимоотношений (Bōeichō shokuin sekushuaru harasumento, ankёto chōsa’ kekka no gaiyō) – в итоге выяснилось, что Арамата была не одинока в своем опыте[61]. Интересно, что согласно анкете мужчины и женщины более или менее единодушны в том, что представляет собой акт сексуального домогательства; однако реальный опыт сексуальных домогательств распределялся неравномерно. Около 60 % женщин-военнослужащих, сообщивших о сексуальных домогательствах, терпели шутки с сексуальным подтекстом, их трогали, отпускали комментарии по поводу их внешности, возраста и перспектив замужества. Из опрошенных женщин 72 отметили, что они подвергались изнасилованию и/или нападению (гокан, бокё) по сравнению с 7 мужчинами, которые сказали то же самое о себе. Еще 182 (или 18,7 %) женщин ответили, что их «принуждали к сексуальным отношениям» (сэйтеки канкей но киойо), – подвергнувшихся принуждению мужчин оказалось 14[62]. Суть в том, что среди всех государственных учреждений сексуальные домогательства были «наиболее серьезной проблемой бюрократии обороны» [Bōeichō 1999]. Результаты опроса способствовали повышению внимания МОЯ к жалобам на сексуальные домогательства в рядах военнослужащих [Shukan Yomiuri 1999b; Shukan Hōseki 1993].

Соответственно, МОЯ представило официальные инструкции о том, как бороться с сексуальными домогательствами или связанными с ними действиями, и внедрило соответствующие практики. По-видимому, тогда же произошел сдвиг в отношении реакции на зарегистрированные случаи. В 1999 г. начальник Отдела по связям с общественностью СССЯ сообщил, что он только что уволил за сексуальные домогательства одного военнослужащего. В 2001 г. дело о сексуальных домогательствах в НАС рассматривалось с большой осторожностью и тщательностью. Судя по всему, группа курсантов-мужчин проникла в женскую часть общежития и попыталась заглянуть через окно в туалет девушек-курсантов. Администрация НАС сняла отпечатки пальцев у всех кадетов-мужчин, чтобы идентифицировать преступников, а затем исключила их из Академии. Точно так же, когда высокопоставленный офицер МОЯ извинился перед губернатором Окинавы после получившего широкую огласку нападения военнослужащего на местную жительницу из числа гражданского населения (Japan Times, 18 марта 2001), это отразило (и, возможно, еще больше усилило) осведомленность о сексуальных домогательствах среди японских военнослужащих. Это извинение было особенно важным, поскольку Силы самообороны всегда беспокоились о своей репутации: находясь в тени вооруженных сил США, Япония старалась, чтобы ее военнослужащих не связывали с представителями армии США, добиваясь безупречного поведения своих людей в глазах общественности[63].

Однако еще предстоит увидеть, повлияет ли изменение осведомленности военной администрации на практическую жизнь «в полевых условиях». В другом опросе, опубликованном МОЯ три года спустя, женщины-военнослужащие по-прежнему называли «непонимание необходимости равного обращения с женщинами в Силах самообороны» в качестве основной причины их неудовлетворенности работой [Ioka 2002a: 17]. Эти институциональные барьеры усиливаются тем, что для того, чтобы продолжить военную карьеру, женщины-военнослужащие должны порвать с социальными условностями. Одна из причин, по которой действующие женщины-офицеры, возможно, неохотно говорили о неравном обращении с ними и о своем невыгодном положении, заключается в том, что такой опыт может быть истолкован как личная неудача и, следовательно, как признание виктимизации и поражения, а не как отражение каких-либо недостатков в гендерной политике внутри Сил самообороны.

РАЗРУШЕНИЕ УСЛОВНОСТЕЙ

Женщины-военнослужащие воспринимают свое стремление к военной карьере как разрыв с социальными условностями, согласно которым они должны стать в первую очередь женами и матерями. Профессиональная жизнь женщин-военнослужащих по мере их обучения и карьеры по-прежнему представляет собой баланс между их военной службой и ожиданиями их родственников, а также их надеждами на создание собственных семей. Хотя рядовые мужчины часто следуют по стопам отца или брата, они, похоже, уделяют родительскому одобрению меньше внимания, чем женщины. Многие молодые люди сообщали, что родители были против их вступления в Силы самообороны, но в итоге проявили уважение к их выбору. Некоторые же вообще «на самом деле не обсуждали с родителями вступление в Силы самообороны». Они просто сказали им о своих планах. Семьи женщин-офицеров, однако, редко поддерживают решение своих дочерей продолжить военную карьеру в долгосрочной перспективе. Этот аспект жизни женщин-военнослужащих также усиливает их милитаризацию, которая кажется более всеобъемлющей, чем у их сверстников-мужчин: коллеги-мужчины обычно находят себе гражданских жен, партнеры женщин-военнослужащих зачастую тоже служат в армии.

Помимо беспокойства о том, что дочь «полностью отдаст себя Силам самообороны и станет совершенно другим человеком» [uno! 1997: 163], родители высказывают определенные возражения против карьеры дочерей в качестве офицеров. Одно из таких возражений состоит в том, что работа военнослужащего считается потенциально опасной не столько из-за возможности военного конфликта (хотя этот страх в последнее время усилился), сколько по причине обязательности физической подготовки и необходимости обращаться с оружием и тяжелыми механизмами. Однако, по словам одной женщины-офицера, чем выше звание, тем меньше физической нагрузки, поэтому с точки зрения физической силы для успешного выполнения функций офицера не так важно, мужчина это или женщина. Еще одно возражение родителей связано со статусом Сил самообороны как конституционно нелегитимных и с их репутацией «кучки мужчин, не способных выполнять какую-либо работу, кроме солдатской» и наличия там грубой среды, неподходящей для молодой женщины.

Матери женщин – кандидатов на офицерские звания и особенно офицеров беспокоятся, что профессия их дочери займет главное место в ее жизни и планы создать семью отойдут на второй план или вообще исчезнут. От работающих женщин ожидается, что они будут внимательными матерями и эффективными домохозяйками в основном, без помощи со стороны партнеров-мужчин. Несмотря на то что средний возраст вступления в брак постоянно повышается и все больше и больше японских мужчин и женщин остаются одинокими или по крайней мере бездетными, их родители по-прежнему считают буржуазную нуклеарную семью истинным стержнем жизни женщины, на что указывает майор Мацубара Юкуэ [Frūhstūck 1999a, 1999b, 2002]:

Вдобавок к очень жесткой начальной подготовке и последующему офицерскому обучению, вдобавок ко всем неудобным ситуациям, которые возникали из-за того, что я всегда была единственной женщиной-офицером в столовой, в подразделении, в классе, в полевых условиях, вдобавок ко всему мне пришлось столкнуться с негативной реакцией моей матери. Мама была против моей военной карьеры и не уставала уговаривать меня взять годичный отпуск и снова попробовать сдать экзамен в МИД. Я знаю, что даже теперь, когда она видит мои успехи, она по-прежнему против моей офицерской карьеры, хотя и перестала об этом говорить. Думаю, она смирилась с тем, что теперь это моя работа. Однако недавно она попросила меня хотя бы выйти замуж за гражданского.

Беспокойство родителей офицеров не совсем беспочвенно. Статистические данные найти трудно, но мои интервью и беседы с кадровыми офицерами и другими военнослужащими показали, что офицеры-мужчины редко оставались холостыми. Напротив, женщины-рядовые обычно выходили замуж за военнослужащих-мужчин и увольнялись, когда у них рождались дети. Согласно мелкомасштабному опросу 273 женщин-военнослужащих в учебном подразделении СССЯ более чем у половины из них были бойфренды, почти все также военнослужащие [uno! 1997: 165], в то время как большинство женщин-офицеров, которым было около тридцати лет, оставались одинокими (см. также [Hiiragi 1998: 48]).

В отношении к романтике и браку женщины-рядовые склонны к прагматизму и консерватизму. Те, которые стремились к раннему браку, полагали, что мужья привнесут в их жизнь стабильность (антей), которой они не смогли бы достичь самостоятельно, независимо от того, сколько денег зарабатывали их мужья, увольнялись сами женщины