Как видим, Иван IV Васильевич Грозный видел своё предназначение как государя в служении государству, а не в потакании животным страстям и своекорыстию. И это была линия, принятая лучшими русскими государями ещё со времён Владимира Мономаха. А заявление Ивана о том, что он усердно старается «обратить людей к истине и свету», чтобы они «отказались от междоусобных браней и преступной жизни, подрывающих государства» – это точное выражение политического и жизненного кредо Грозного.

Показательны уже первые строки первого послания Ивана Курбскому, где Иван, обнаруживая прекрасное знание и понимание русской истории, писал: «…самодержавство Российского царства началось по божьему изволению от великого князя Владимира, просветившего Русскую землю святым крещением, и великого князя Владимира Мономаха, удостоившегося высокой чести от греков, и от храброго великого государя Александра Невского, одержавшего великую победу над безбожными немцами, и от достойного хвалы великого государя Дмитрия, одержавшего за Доном победу над безбожными агарянами, вплоть до отмстителя за неправды деда нашего, великого князя Ивана и до приобретателя исконных прародительских земель, блаженной памяти отца нашего великого государя Василия, и до нас, смиренных скипетродержателей Российского царства…»

Использованный Иваном для автохарактеристики термин «скипетродержатель Российского царства» и образно ярок, и системно точен. Он ёмко выражает взгляды царя на то, кем обязан быть российский самодержец, а именно: он должен быть верховным личностным гарантом мощи и независимости Русского государства. В таком взгляде есть державная гордость, понимание своей ответственности, зато спеси и самомнения в нём нет ни на гран.

Исследователи, изучая переписку царя и князя, делают акцент на стремлении Грозного править самодержавно, и подают дело так, как будто Иван считал, что царь имеет право быть неограниченным самодержцем, а все остальные обязаны «рабски» и беспрекословно исполнять его волю. При этом как-то забывается, что реальные тираны и деспоты мировой истории никогда не заботились о публичном обосновании своего права на тиранство. Богослов Тертуллиан, обнаруживая железную логику, заявлял: «Credo, quia absurdum!» («Верую, ибо нелепо!»), и был прав – вера не нуждается в логическом обосновании. Но и психология тирана такова, что у него нет потребности что-то кому-то доказывать, он тиранит, и всё! Иван же Грозный поступил иначе – он принял вызов Курбского и отвечал ему. Так тиран ли и деспот ли он?

Да, он отвечал Курбскому (а фактически всем своим обвинителям): «Разве это и есть «совесть прокажённая» – держать своё царство в своих руках, а своим рабам не давать господствовать? Это ли «против разума» – не хотеть быть под властью своих рабов?..»

Но это была не программа тирана, желающего властвовать над рабами, ибо далее Иван пояснял: «Как же ты не смог этого понять, что властитель не должен ни зверствовать, ни бессловесно смиряться?.. Неужели не следует казнить разбойников и воров? А ведь лукавые замыслы этих преступников ещё опаснее! Тогда все царства распадутся от беспорядка и междоусобных браней… Немало и иных найдёшь царей, которые спасли свои царства от всяческой смуты и отразили злодеяния и умыслы злобесных людей. Ибо всегда царям следует быть осмотрительными: иногда кроткими, иногда жестокими, добрым же – милосердие и кротость, злым же – жестокость и муки…»

Разве это мысли и программа тирана? Напротив – это позиция умного, талантливого, эффективного властителя. Причём мы ведь имеем примеры тех Земских соборов, на которые Иван выносил важные вопросы и на которых принимались важные решения.

Резюмировал же свои рассуждения Иван так: «…если же нет этого, то он не царь. Царь страшен не для дел благих, а для зла. Хочешь не бояться власти, так делай добро; а если делаешь зло – бойся, ибо царь не напрасно меч носит – для устрашения злодеев и ободрения добродетельных…»

Последние слова – прямая отсылка к стихам 3 и 4 главы 13 Послания апостола Павла к римлянам: «Ибо начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро и получишь похвалу от неё;/Ибо начальник есть Божий слуга тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч…»

Иван резонно спрашивал Курбского: «Неужели же ты видишь благочестивую красоту там, где царство находится в руках попа-невежды (имеется в виду Сильвестр. – С.К.) и злодеев-изменников, а царь им повинуется?… И в том ли благочестие, чтобы не управлять царством, и злодеев не держать в узде, и отдаться на разграбление иноплеменникам?»

Чтобы понять весь драматизм и правоту последнего замечания, надо не забывать, что Грозный писал это Курбскому во время тяжёлой внешней войны, и писал бывшему подданному, перебежавшему во вражеский стан. А далее Иван уместно и верно замечал: «Нигде ты не найдёшь, чтобы не разорилось царство, руководимое попами. Тебе чего захотелось – того, что случилось с греками, погубившими царство и предавшимися туркам? Этого ты нам советуешь?»

Здесь Иван IV Васильевич бил в точку – в немалой степени из-за того, что в Византии церковная власть была поставлена в какой-то момент выше светской, Византия и пала под ударами Османской империи. Но и для православной России, ведущей борьбу с католической Польшей, проблема была актуальной.

Всё послание Грозного было проникнуто ясным пониманием необходимости сильной центральной власти для сохранения Русского государства, а также пониманием царём лично своего предназначения и своих задач. Вновь и вновь обнаруживая прекрасное знание уже мировой истории, а при этом – и государственную зрелость, 34-летний царь напоминал Курбскому о том, что византийский «август-кесарь» «обладал всей вселенной», но после того как сыновья Константина Флавия разделили власть, «Греческая держава стала дробиться и оскудевать», и «с тех пор нарушился всякий порядок в Греческом царстве – только и боролись за власть, честь и богатство гибли в междоусобной борьбе…» Это было написано в послании человеку, который находился в системно противоположном России Ивана Грозного государстве – где властвовало «шляхетское» буйство и своевольство, где гремели оппозиционные речи, а магнаты имели официальное право поднять против короля бунт-«рокош». Там, где, по блестящему и точному выражению Грозного, царило «многомятежное человечества хотение»…

Царь удивлялся: «Откуда брани и свары в вас? Не отсюда ли – не из вожделений ваших, бушующих в душах ваших? Жаждете – а не имеете, убиваете и завидуете, и не можете добыть, препираетесь и враждуете…»

Как это точно!

И как в высоком смысле слова человечно…

Нет, жестокосердый человек так не напишет – не найдёт он ни в душе, ни в уме ни слов таких, ни мыслей, ни чувствований.

Показательно, что Иван написал