обеспечению соблюдения частных контрактов и прав собственности, как бы широко они ни пытались их определить. В самом деле, я утверждал, что некоторые контракты не должны исполняться - некоторые из них действительно отвратительны, - и позже я объясню, как права собственности могут и должны быть ограничены. За завесой невежества никогда не существовало бы ни общественного договора, обеспечивающего исполнение всех контрактов, ни договора, в котором права собственности были бы неограниченными.

В США и других странах правительства часто обращаются к лидерам финансовых и деловых кругов за советом по поводу законов и правил, регулирующих коммерческую деятельность. Это особенно актуально в таких сложных областях, как финансовое регулирование или международная торговля. Однако Адам Смит предостерегал от того, чтобы обращаться за советом к таким лидерам:

Интересы [бизнесменов] всегда в некоторых отношениях отличаются от интересов общества и даже противоположны им. . . . Предложение любого нового закона или правила торговли, которое исходит от этого порядка... никогда не должно приниматься, пока не будет долго и тщательно изучено... с самым подозрительным вниманием. Оно исходит от ордена людей... которые в целом заинтересованы в том, чтобы обманывать и даже угнетать общественность".

В этой цитате Смит выражает глубокое недоверие к советам бизнесменов по вопросам государственной политики, признавая, что их интересы не совпадают с интересами общества в целом. (Жаль только, что в годы, предшествовавшие финансовому кризису 2008 года, правительство США больше прислушивалось к мудрым словам Смита, чем к рекомендациям финансистов с Уолл-стрит).

Наша дискуссия о Роулзе помогает еще больше объяснить, почему Смит был прав: Общество должно с опаской относиться к советам бизнесменов и финансистов, чьи голоса так часто доминируют, особенно в экономических вопросах. Большинство бизнесменов не задумываются о том, что полезно для общества, за завесой невежества. Они привыкли просто спрашивать: "Как мне увеличить свою прибыль и прибыль моей корпорации?". Один из ответов - убедить правительство принять правила и нормы и тратить деньги так, чтобы обогатить свою компанию.

Более того, даже если они обладают первоклассными знаниями о заключении сделок или о своей отрасли, мало кто из них является экспертом в понимании того, как работает вся экономическая, политическая и социальная система. Академики, которые всю жизнь занимаются этой темой, смиряются, когда осознают масштабность задачи, но, по крайней мере, они задают правильные вопросы. Они знают, что даже добровольные контракты могут оказаться нежелательными. Только понимая, как работает система, можно оценить то или иное вмешательство и вынести суждение о том, какой тип общественного договора расширяет свободу, в значимом смысле, для большинства людей. И только тогда можно решить, какой тип общественного договора будет принят за завесой неведения.

Эти соображения помогают нам думать о ключевых аспектах экономики, включая права собственности, распределительное налогообложение и правила, касающиеся конкуренции и эксплуатации, о которых я расскажу в следующих двух главах.

Глава 6. Свобода, конкурентоспособная экономика и социальная справедливость

Тот факт, что ресурсы ограничены - то, что экономисты называют скудостью, - ограничивает наши возможности как отдельных людей, так и общества в целом. Мы, естественно, не называем эти ограничения потерей свободы. Однако когда правительство вмешивается и вводит налоги, забирая часть наших с трудом заработанных денег, мы часто чувствуем потерю свободы. Мы видим, как эти государственные меры могут казаться принудительными, потому что они ограничивают наш выбор, сокращая наш доход.

Либертарианцы особенно сильно переживают, когда их заставляют платить налоги. По их мнению, это лишает их свободы. Они считают, что у них есть фундаментальное право тратить свои деньги по своему усмотрению, поскольку, по их мнению, их высокие доходы - это результат честного, упорного труда, творческой энергии и умения инвестировать (а для многих еще и умения выбрать правильных родителей).

Основная цель этой и следующей глав - подорвать эти утверждения, доказав, что в большинстве случаев рыночные доходы не имеют моральной легитимности. Это кажется очевидным, когда доходы извлекаются из эксплуатации - будь то рабство XVII и XVIII веков, колониализм XIX века и торговля опиумом или рыночная власть XX века и соблазнительная и неправильная ведущая реклама. В следующей главе я расскажу о том, как много богатства на вершине достается, по крайней мере частично, за счет использования людей внизу.

Однако в этой главе мы принимаем гипотезу о том, что современные рынки являются конкурентными, за чистую монету, но утверждаем, что даже в этом случае моральная легитимность доходов, получаемых на, казалось бы, хорошо функционирующих конкурентных рынках, вызывает сомнения. Причин тому несколько. Отчасти потому, что богатство, которое люди наследуют, в некоторой степени, а во многих случаях и в значительной степени, получено в результате эксплуатации, а отчасти потому, что даже на конкурентном рынке не существует моральной легитимности зарплат и цен. Это происходит потому, что при ином распределении богатства зарплаты и цены были бы другими. Морально нелегитимное богатство порождает зарплаты и цены, которые сами по себе не имеют моральной легитимности. Эти зарплаты и цены тоже были бы другими, если бы в экономике существовали иные правила и нормы. Но когда их пишут богатые и могущественные, созданные ими зарплаты и цены не имеют моральной легитимности.

Это очень важно. Либертарианка утверждает, что ее доход принадлежит ей, что она имеет на него в некотором смысле моральное право. Далее она утверждает, что, следовательно, не должно быть перераспределительного налогообложения даже перед лицом огромного общественного неравенства и огромных общественных потребностей. Но такие утверждения основываются на предпосылке, что существует некая моральная легитимность любых доходов, которые порождают рынки.

Just Deserts: Моральное оправдание доходов и богатства в конкурентной экономике

Исторически сложилось так, что экономисты, выступающие против прямого перераспределения - налогообложения богатых для предоставления общественных услуг и помощи менее удачливым, - утверждали, что доходы - это "справедливое вознаграждение" за усилия людей. Нассау Уильям Сениор, один из великих экономистов начала XIX века, утверждал, что богатство капиталистов - это справедливое вознаграждение за "воздержание" от сбережений, которое породило накопление капитала, являющееся центром капиталистической системы. 1 Неоклассическая экономика дала более общее обоснование. Рынок вознаграждал каждого человека в соответствии с его предельным вкладом - тем, что он добавлял к экономическому пирогу. Но этот аргумент игнорировал наличие внешних эффектов и других провалов рынка, которые были широко распространены в то время, как и сегодня, что позволило неоклассической экономике создать мифическую вселенную, в которой предельный частный вклад - то, что человек вносит в прибыльность фирмы - был равен предельному социальному вкладу - тому, что человек вносит в общество.

Классическая экономика (и ее потомок двадцатого