рыночной экономике зависит от того, кто обладает доходом и богатством. В мире, где нет неравенства, спрос на сумочки Gucci и дорогие духи был бы невелик. Деньги тратились бы на более важные вещи. Но мы живем не в таком мире. Мы живем в мире, характеризующемся высоким уровнем неравенства, когда очень большая часть общего дохода и богатства достается 1 проценту населения. Их желания влияют на спрос. А соответственно, то, что они хотят, определяет цены, а также то, что является дефицитным или нет.

Полезным может оказаться простой мысленный эксперимент. Предположим, что сегодня мы перераспределим доходы и богатство страны таким образом, чтобы у всех были одинаковые суммы. Это будет иметь огромные последствия, в том числе для зарплат и цен. Заработная плата шоферов снизится, а заработная плата работников детских учреждений вырастет. Цены на пляжную недвижимость в Хэмптоне и на Ривьере упадут; цены на землю в других местах могут вырасти.

Бернар Арно и его семья, владельцы конгломерата предметов роскоши LVMH (которому принадлежит множество брендов, таких как Christian Dior и Moët Hennessy) и одна из самых богатых семей в мире, возможно, не были бы так богаты, если бы не существовало такого неравенства. Они абсолютно преуспели в нем. Но если распределение долларов является результатом эксплуатации сегодня или в прошлом - а именно так и происходит, - то цены и зарплаты, возникающие даже на конкурентном рынке, не имеют моральной легитимности, даже если сегодняшние правила были установлены морально законным способом.

Это должно прояснить, что даже на совершенно конкурентных рынках величина вознаграждения может не иметь фундаментального морального обоснования, даже если есть веские моральные или экономические аргументы в пользу того, что люди, которые больше работают или экономят, должны быть вознаграждены за свой тяжелый труд и готовность экономить.

Доводы становятся еще более убедительными, когда мы начинаем понимать многочисленные искажения в экономике. Ни одна рыночная экономика даже приблизительно не соответствует идеалу конкуренции, совершенной информации, совершенных рынков риска и капитала. Каждый "сбой" может оказать значительное влияние на цены и, следовательно, на набор возможностей различных людей. И даже небольшие отклонения от совершенства, требуемого конкурентным идеалом, имеют большие последствия. Это одно из важных следствий информационной революции, произошедшей в экономике за последние сорок лет.

Свобода, моральные притязания и перераспределение

Это возвращает нас к главному вопросу этой главы. Рассмотрим экономику с большим неравенством в доходах и богатстве. Должно ли правительство вводить прогрессивные налоги для финансирования общественных благ, таких как инвестиции в фундаментальные исследования и инфраструктуру? Я утверждал, что за завесой невежества, скорее всего, будет достигнут консенсус в отношении того, что правительство должно это делать. Но либертарианцы возражают, что каждый человек имеет определенную моральную легитимность в отношении своих доходов, заслуженных благодаря упорному труду, интеллекту и бережливости. Эта глава выливает ушат холодной воды на этот аргумент.

Утверждения либертарианцев становятся еще слабее, если мы подумаем, какими были бы их доходы, если бы они родились в бедной стране, без верховенства закона или институтов, инфраструктуры и человеческого капитала, благодаря которым экономика развитых стран работает так хорошо. Недостаточно иметь такие активы, как предпринимательские таланты. Если вы родились в неправильной среде, эти активы ничего не значат. Они приносят ту отдачу, которую приносят, только благодаря социально-экономической среде, в которой мы живем. А если это так, то своим доходом и богатством, которое из него проистекает, мы обязаны не только этой среде, но и своим собственным навыкам и усилиям. Таким образом, введение высоких налогов на высокие доходы полностью оправдано даже в условиях совершенной конкуренции в экономике, где богатство добывается способами, имеющими полную моральную легитимность.

Точно так же моральные претензии к прогрессивным налогам невелики, если высокие доходы возникают благодаря удаче или наследству - и тем более, если они стали возможны благодаря эксплуатации или потому, что правила, порождающие или допускающие такие доходы, были сформированы благодаря доступу к политической власти. Не существует предположения, что законы и правила сами по себе устанавливаются справедливым образом даже в условиях конкурентной экономики. Напротив, политическая власть связана с экономической властью, а экономическая власть связана с экономическими правилами, установленными в наших политических процессах.

Компромиссы между свободами

В обществе с фиксированным объемом ресурсов расширение бюджетных ограничений одного человека - увеличение свободы тратить - неизбежно ограничивает бюджеты других. Перераспределительное налогообложение, конечно же, делает это. Либертарианцы фокусируются на ограничениях, которые накладывает налогообложение на богатых, а не на ослаблении ограничений для людей, живущих в бедности, у которых будет больше возможностей тратить благодаря трансфертам доходов или которые смогут лучше реализовать свой потенциал благодаря полученному образованию или медицинским услугам.

Мир, конечно, сложнее; в нем нет "нулевой суммы". Налоги в том виде, в котором они фактически вводятся, могут сократить труд или сбережения, а значит, и национальный выпуск, поскольку они снижают отдачу от труда или сбережений. Предоставление лучшего образования и здравоохранения может значительно увеличить выпуск. Насколько велик эффект в каждом конкретном случае, является предметом споров; величина явно влияет на оценку компромиссов.

Оценка экономических компромиссов

Оценить величину и характер компромиссов непросто, и это является предметом исследования многих экономистов. Я придерживаюсь мнения, что консерваторы обычно преувеличивают негативные последствия прогрессивного налогообложения.

Часть богатства очень богатых людей - результат удачи. В той мере, в какой это удача, перераспределение и финансирование более эффективной социальной защиты могут увеличить экономическое производство. Случайность исхода препятствует работе и инвестициям. Хорошая система социальной защиты может побудить людей заниматься рискованными и высокодоходными видами деятельности. Налогообложение корпоративных прибылей с компенсацией убытков давно рассматривается как форма разделения рисков, при этом государство выступает в роли молчаливого партнера, и давно доказано, что оно повышает рискованность и увеличивает инвестиции.

Некоторые из высоких прибылей являются результатом мастерства, но чаще всего мастерства в эксплуатации других и создании рыночной власти. В той мере, в какой усилия направлены на поиск ренты, мы хотим препятствовать этому, поскольку это снижает ВВП и увеличивает неравенство. Налоги на монопольную прибыль сдерживают стимулы к созданию рыночной власти и, вместе с правилами, ограничивающими эксплуатацию, перенаправляют усилия на более конструктивную деятельность.

Но даже если усилия на самом верху направлены на социально значимое предпринимательство, трудно поверить, что повышение налогов, особенно на непомерные корпоративные прибыли, будет иметь большое значение. Неужели мы действительно верим, что Джефф Безос, Билл Гейтс и Элон Маск не добились бы того, чего добились, если бы могли получить домой всего 30 миллиардов долларов, а не те огромные суммы, которые они получают? Возможно, этими предпринимателями двигали не только деньги, но