Это была новая земля, земля, где сосланный преступник мог благодаря своей хитрости и силе рук подняться до видного положения. Это было место, не похожее ни на какое другое на земле, и этому новому месту нужен был новый тип человека. Она думала, что Марлоу был именно таким человеком.  И она делала большую ставку на свою правоту.

Наконец, она подъехала к большому белому дому как раз в тот момент, когда солнце уже начало путаться в деревьях на дальнем конце табачных полей. Она передала свою лошадь конюху, поднялась по ступенькам, как делала это много раз раньше, и шагнула в большую парадную дверь.

— Здравствуйте, миссис Тинлинг. Цезарь был там, чтобы поприветствовать ее своей изобретательной улыбкой, своим смуглым, добрым, морщинистым лицом. Глаза его постоянно щурились от многих лет пребывания на солнце, а на лбу и щеках до сих пор сохранились смутные следы какого-то языческого рисунка, которым полвека назад на Золотом Берегу была изуродована его кожа.

Она никогда не видела Цезаря в чем-то, кроме лохмотьев, но опять-таки она не видела его с тех пор, как Марло купил плантацию и освободил их всех. Пять лет назад Цезарь был слишком стар, чтобы работать в поле, но, тем не менее, Джозеф Тинлинг поддерживал его. С экономической точки зрения это было самым благоразумным поступком, заставив старого раба работать до смерти.

Но после освобождения Марлоу назначил его работать в доме вторым после Короля Якова, который дал старику легкую работу. Теперь на нем была чистая белая хлопчатобумажная рубашка и льняной жилет. Голые коричневые икры и широкие расставленные ступни от штанин белых бриджей Цезарь никак не мог привыкнуть к обуви. — Как дела, Цезарь?

— Это настолько близко к небесам, насколько мы, бедные души, можем об этом мечтать, миссис Тинлинг. Мастер Марлоу освободил нас, как и обещал.

Элизабет, конечно, все это знала. Люси держала ее в курсе того, что происходило в доме Марлоу, и у Люси все еще оставалось много друзей среди ее бывших товарищей-рабов. Но она позволила Цезарю продолжать и изобразила удивление и восторг.

— Теперь мы работаем за плату, — сказал Цезарь, — и складываем наши деньги, а мистер Бикерстафф покупает нам то, что нам нужно. А этот старый квартал рабов, мы привели в порядок. Теперь там, где старый Тллинг нас…  — голос Цезаря оборвался от смущения.

— Не беспокойтесь. Я знаю, что моего мужа не любили и не должны были любить.

— Да благословит вас Бог, мэм, дело не в вас. Вы знаете, мы все любим вас. Представить не могу, как этот сукин сын так вас использовал, прошу прощения.  Как я уже сказал, эти старые кварталы для рабов мы привели в порядок. И у нас там теперь свой маленький городок. Домики все побеленные…

— Я очень хочу увидеть ваш городок. Возможно, позже, — сказала Элизабет. Она услышала гордость в голосе мужчины, и это заставило ее тоже воодушевиться.  Он такого заслуживал после целой жизни в рабстве.

Она презирала рабство, так как многое знала об их невольном труде, и только потому, что боялась оказаться изгоем, держала свое мнение при себе и не давала свободы своим немногочисленным рабам. — А теперь пойдем, и покажешь мне спальню мастера Марлоу.

— Ах, да, мэм. -  Цезарь не был так уверен в этой просьбе. — Мисс Люси ничего об этом не говорила.

— О, это не большая проблема. Просто немного удовольствия, которое я хочу получить. Мистер Марлоу не возражал бы.  Ты же доверяешь мне, не так ли?

— Ну, я думаю.

Они поднялись по широкой лестнице, Цезарь шел впереди. Мрак сумерек опустился на дом, и цвета стен и узоры на коврах стали менее отчетливыми в свете этого слияния дня и ночи. Элизабет следовала за ним, как будто она была чужой в этом доме, и она, действительно, чувствовала себя здесь чужой.

За два года, прошедшие с тех пор, как она была здесь, мало что изменилось; все казалось одновременно таким знакомым и таким странным. Дом наполнял ее смутным страхом. Во всех углах прятались призраки. В нем происходило мало хорошего.

Она надеялась, что Марлоу не выберет хозяйскую спальню в качестве своей собственной. Это была не та комната, которую она хотела видеть. Но, конечно, он выбрал именно ее. У него не было причин не делать этого.  Цезарь остановился и открыл дверь, и Элизабет вошла в комнату.

Она была почти такой же, какой она ее оставила: большая кровать с балдахином на том же месте, платяной шкаф, кресло с подлокотниками и сундук. Не хватало только ее туалетного столика, а добавилась только стойки для оружия.  В остальном это было то же самое.

Цезарь стоял в почтительном молчании, пока она осматривала комнаты. Она позволила призракам восстать; она знала, что они появятся в любом случае. Словно вспомнила пьесу, которую видела давным—давно. Она представила себе побои, грубый секс, навязанный ей. Даже когда она была готова отдаться добровольно, он заставлял ее. Типу людей Джозефа Тинлинга это нравилось. Им нравилось видеть немного крови и страдания.

Она пробежала глазами по большой кровати. Представлял ли Марлоу, что там происходило?  Она позволила призраку Джозефа Тинлинга снова появиться, образу его бренных останков, какими она их помнила.

Он растянулся на этой самой кровати, его бриджи были спущены до щиколоток, Люси, полуголая, в разорванной одежде, съежилась в углу, крича, что-то бессвязное. Элизабет и шериф Уитсен, с которым она разговаривала внизу, ворвались, чтобы стать свидетелями этой развратной сцены.

Она покачала головой, повернулась к Цезарю и встретилась с его темными водянистыми глазами, и между ними возникло понимание.

— Вот, позвольте мне взглянуть на гардероб мистера Марлоу,  -  сказала она, напрягая голос. Она пересекла комнату и распахнула двери. Там была дюжина камзол, все красивые. Она вытащила один из красного шелка, обшитый золотом на карманах и манжетах. Это был тот самый камзол, в котором Марлоу был на губернаторском балу в ту ночь, когда все это началось.

Она поднесла его к груди Цезаря. — Господи, на тебе бы это смотрелось прекрасно, Цезарь.

— О нет, мэм. Это джентльменский камзол, он не для меня.

— Ну, давай просто посмотрим.  Пожалуйста, примерь.

— Примерь? Но, мэм, это камзол мистера Марлоу! Мне незачем примерять одежду мистера Марлоу!

— Ну,