Шрифт:
Закладка:
– Внутрь зайдем? – развернулся к девчонкам Рыжий.
– Сквозь кусты продираться неохота, – недовольно поморщилась Кошкина, приподняла согнутую ногу, демонстрируя голую коленку.
– А вон там, – вскинув руку, указал Рыжий, – вроде проход есть.
Вроде бы да, немного похоже на проход – небольшой просвет между кустами, заросший высокой травой. И будто кто-то здесь уже пробирался, примяв высокие стебли.
– Вот и иди первый, – распорядилась Яна. – Ты же в брюках.
Рыжий не возразил, двинул, раздвигая траву, добрался до края выложенного брусчаткой двора, оглянулся, позвал:
– Идите сюда. Здесь есть кое-что.
– Макс, если очередной труп пионера, я тебя придушу, – совершенно серьезно предупредила Кошкина.
– Нет, – Рыжий мотнул головой. – Кое-что поинтересней.
Девчонки ему не особо поверили, но тоже пробрались сквозь заросли, вышли на брусчатку.
– И что?
Рядом с кустами, или даже почти в них, лежал велосипед. Не сломанный, не покореженный, не ржавый. Пусть и не совсем новый, но вполне рабочий на вид. С обмотанным проволокой рулем и прикрученной металлической корзинкой.
– Это же директора, – уверенно заявил Рыжий. – Я точно помню, у него руль в такой оплетке.
– Хочешь сказать, он тоже где-то здесь? – задумчиво уточнила Кошкина. – Живет? – И тут же без всякого стеснения громко крикнула: – Николай Васильевич! Ау! – И еще громче, сложив рупором руки: – Ни-ко-лай Ва-силь-е-вич! Вы где?
– Вы чего орете? – внезапно прилетело со стороны. На том краю зарослей нарисовалась Настя. – Какой еще Николай Васильевич вам понадобился? Гоголь?
Она тоже заметила проход и решительно двинулась по нему.
– Здесь велик его, – доложил Рыжий. – Ну того мужика, который к нам ночью подходил. Он же сам сказал, что его Николай Васильевич зовут.
Инструкторша тоже вступила на камни двора, глянула на лежащий в кустах велосипед.
– И что?
– Ну не сам же он сюда приехал, – произнес Рыжий. – В смысле велик.
– Значит, и директор где-то здесь, – добавила Кошкина.
– Так, может, оставил и ушел, – предположила Настя.
– Куда?
– В лес. По ягоды.
– И не лень было сюда переть?
– Припрятал, чтобы никто не украл.
– Кто? Ежики и белки? Здесь же нет никого.
– Ну мы же есть. Вот от таких, случайно забредших.
Пока Рыжий пререкался с инструкторшей, Яна уже дотопала до дома, поднялась на крыльцо, старательно переступая через сломанные доски, заглянула в дверной проем и опять крикнула:
– Николай Васильевич! Вы тут?
Ей ответило только эхо, тревожно заметавшееся среди голых, покрытых паутиной стен.
– Да нет его здесь! – раздраженно воскликнула Настя.
– Тоже пропал? – неожиданно для себя выдохнула Соня.
– Что ты имеешь в виду? – недоуменно уставилась на нее инструкторша.
– Ну там в дневнике было написано, что вожатый ушел из лагеря и пропал, – пояснил Рыжий охотно.
Настя с силой втянула воздух, даже ноздри раздулись.
– Опять этот дневник! – выдохнула раздраженно. – Опять вы что-то выдумываете! Хватит уже ерундой страдать. Лучше пойдемте отсюда. Пока вам еще чего не примерещилось.
– Но вот же велик, – ткнул пальцем Рыжий. – Он же не мерещится.
– Да, может, он давно здесь лежит? – возразила инструкторша. – На нем ведь не написано, что он директорский. В деревнях такой наверняка у каждого второго. Уходим! – с напором повторила она, сделала приглашающий жест рукой. – Вперед!
Соне почему-то показалось, что Настя не столько злилась, сколько и правда встревожилась. Потому она и двинулась послушно, вернувшаяся от дома Кошкина – за ней.
– Максим, особое приглашение нужно? Или готовишь новую шуточку?
Рыжий обиженно скривил рот, но тоже направился к проходу.
Когда вернулись в лагерь, остальных там еще не было. Видимо, слишком хорошо оказалось на речке.
– Пойду за ними схожу, – сообщила Настя, – а вы пока костер разведите и воды наберите. – И ушла.
А они скорее ломанулись в корпус. Кошкина спрятала там дневник – среди мусора в кладовке. Достала, стряхнула налипшую грязь и пыль, открыла, нашла нужную страницу:
«17 июня
Синичкина и Митрохин, когда вожатые после отбоя ушли на планерку, слиняли в лес. Наверняка лизаться. Еще один повод показать, что они старше остальных на целый год. Как будто умение целоваться – какое-то особое достижение. Считают, что такие взрослые, а сами просто испугались. Потому что, если их застанут за таким занятием… а-а-а, даже представить страшно.
Вернулись они через час. Перепуганные, грязные и в порванной одежде, словно их драл кто-то. Никита даже не сообразил, что тоже завалился в комнату девочек, реально в шоке был. Сполз по стене, лицо руками закрыл и все никак не мог отдышаться. А Алла залезла на кровать и одеялом с головой укрылась. Все начали спрашивать, что случилось, а они молчали. Так и сидели, пока Степнова за Ксюшей не сбегала.
Ксюша, как зашла, сначала крик подняла: «Что это за ночные похождения? Неужели вам совсем доверять нельзя и оставлять без присмотра? А еще первый отряд, самые старшие!» А они, по-моему, ее даже не слышали. Совсем были в неадеквате. Тогда она разохалась, кое-как стащила с головы Синичкиной одеяло, обняла и стала по спине гладить. Я только тогда поняла, что Алла плачет. Слезы текут, плечи трясутся, и ни единого звука. Как будто она немая. Даже жутко стало. И почему-то холодно. Как той ночью, когда кто-то в наше окно заглядывал. Тоже захотелось под одеяло забраться. Но тут Синичкина заговорила».
Глава 18
Двенадцать лет назад
Ася спрятала дневник под подушку, чтобы никто посторонний нос не сунул, и прислушалась к сбивчивому рассказу Аллы. Та все никак не могла успокоиться, без конца твердила о каком-то жертвоприношении.
Будто они с Никитой наткнулись в лесу на поляну, а на той огромный камень, и какие-то люди в балахонах сначала ходили вокруг него и то ли выкрикивали что-то, то ли пели. А потом привели Сергея, вожатого из второго отряда. Тот выглядел каким-то безропотным и послушно выполнял все, что ему говорили. Встал на колени перед этим камнем…
А что было дальше, Синичкина и Митрохин не узнали. Потому что их заметили. Или им показалось, что их заметили. Те, в балахонах, внезапно замерли. Один вытащил огромный нож, занес над Сергеем, но в последний момент повернулся прямо в их сторону. А потом совсем рядом хрустнула ветка, и Алла с Никитой ждать не стали, ломанулись через лес, не обращая внимания ни на темень, ни на густые заросли.
Но Ксюша
