41-й год, когда во всем взводе иногда и одного пулемета не бывало. Командиром отделения был Вася Тарасюк из пос. Шкотово в Приморье. Другим пулеметчиком на пару со мной в отделении оказался Витя Заболотский. Несмотря на значительную тяжесть (11,8 кг с магазином), невысокий и худенький с виду Витя никогда не отставал в походе, этим чаще страдали крупные парни плотного телосложения.

Вскоре мы покинули зимние квартиры и никогда уже в них не возвратились. С нами начались какие-то бессмысленные маневры и переходы по обширной и незаселенной приамурской равнине. Внезапно рота отдельно от батальона стала лагерем, как всегда из плащпалаток, с назначением косить траву на сено. Мы были снабжены косами. Каждый должен был скосить 0,5 га в день. С неважно налаженными косами это было трудновато. Делянку для косьбы можно было выбирать свободно, пространства хватало. Покос нашей четверки общей площадью обычно не превышал 0,4 га на брата. Опыт колхозного учетчика-землемера помогал мне запросто втереть очки нашим отцам-командирам и выдать действительное за желаемое. Сено было собрано в стога, но я и теперь задаюсь вопросом: для чего и для кого? Конной или конномеханизированной группы на нашем направлении задействовано не было, не было там и населения, способного использовать наши заготовки.

Сенная лихорадка сменилась метаниями по степи, с виду бесцельными и бессмысленными. Каждый день батальон срывался с места и после перехода по бездорожью не менее 30 км становился лагерем, который устраивался строго по уставу. Палатки ставились в линию без отклонений, передняя линейка для построений шириной 2 м, окопанная канавками, с подчищенным дерном по площадке, такая же задняя линейка для хоз. нужд, перед передней — командирская линейка шириной 4 м. Последняя предназначалась для встречи командира и отдания ему рапорта. Никто другой ступить на эту линейку не имел права. В стороне откапывались щели ломаной линией глубиной в рост — для укрытия в случае бомбежки. Утром лагерь снимался по тревоге, и все повторялось: переход — лагерь, переход — лагерь. Хотели ввести противника в заблуждение? Но такая имитация концентрации войск или чего-то другого могла быть замечена только авиаразведкой. Но японцы уже позволить себе этого не могли, сидели смирно в ожидании событий. А мы по ночам только слышали грохот составов по железной дороге от Биробиджана на Ленинское к границе. Между переходами однажды наш батальон был задействован на показных учениях. Мы наступали на условного противника вслед за огневым валом, устроенным артиллеристами. Предварительно позицию «противника» обработала бомбами шестерка штурмовиков Ил-2. Со стороны смотреть — красиво! Не хотел бы я попасть под такой налет!

Внезапно метания прекратились. Полк в полном составе снова оказался на зимних квартирах, но в казармы допущен не был. Дислокация была определена в отдалении, на полковом стрельбище. На ровном месте сразу же развернулось бурное строительство земляного лагеря из землянок с непременными линейками по уставу. Землянка вместимостью на взвод представляла собой прямоугольный в плане котлован с надстроенными стенками из дерна и с дерновой кровлей. В преодолении «архитектурных» затруднений сказалось наличие среди нас некоторого количества солдат пожилого возраста с житейским опытом. Удивительно и теперь, каким производительным орудием может быть в умелых руках непритязательная малая саперная лопата со штыком 20x15 см и черенком 30 см. Естественно, спали мы вповалку на земляных нарах-останцах, и я почему-то не помню, была ли у нас подстилка кроме плащпалаткп. Обычно в походах, устраиваясь на ночлег, на подстилку мы рвали сухую траву, а большей частью ветки дубняка (дуб там не сбрасывает листву до появления новой). Слой веток с сухой листвой отлично предохраняет от земной стужи даже в зимнее время. Но тут у нас не было под рукой ни того, ни другого. Впрочем, о комфорте тогда никто и не помышлял. Благо лето было сухое, без затяжных дождей, и мы не страдали от сырости.

Время нашего пребывания в земляном лагере — не менее 10 дней — было на удивление спокойным. Нас не дергали ни на какие учения, походы, кроссы и т.п. Кажется, нам давали отдых. Устроили показательную стрельбу из батальонных 45 мм пушек. Стреляли плохо. Прямой наводкой на 500 м первое орудие разбило метровую тумбу из дерна с первого выстрела, второе орудие все три выстрела бросило мимо. Показали работу ранцевого огнемета. Такое оружие немцы активно и небезуспешно применяли в Сталинграде, а наши в Берлине. Избави Боже попасть в такую струю огня. В один из дней нас внезапно построили и привели в расположение казарм на плац. Строевой смотр! Смотр проводил какой-то строгий генерал, а генералы все строгие. Он демонстрировал неусыпную заботу о солдате и показательно орал на зам. командира полка по тылу за какую-то провинность. Повод был еще и в тучности зам. комполка и генерал рычал: «Нет у меня вострого ножика, я бы тебе сейчас брюхо так и распорол бы!» Кажется, вина зама была в том, что он попридержал выдачу нам нового обмундирования, явно уже заготовленного. Обмундирование выдали, генерал убыл, и все осталось на своих местах. Новые гимнастерки и брюки из жиденького рубчика уже через месяц интенсивной носки потеряли свой вид.

Отвлекаясь немного в сторону, стоит сказать о нашем командовании. Командира батальона нам назначили нового. Он уже повоевал на западном фронте и по излечении после ранения был направлен к нам. При нем медсестра. Она вынесла его с поля боя и теперь не отстает. Нашего командира роты повысили до зам. командира батальона, а к нам назначили какого-то капитана. Он всю войну прослужил в тыловых службах 15-й армии в Биробиджане, кажется, командиром караульной роты. Видимо его покровители предоставили ему шанс выслужиться и получить орден, а может, наоборот. Как показали дальнейшие события, у него сохранились серьезные связи в интендантстве армии. Он оказался придурковатым, в военно-тактическом отношении безграмотным и неумелым. Для нас ожидать ничего хорошего от такого назначения не приходилось. Новым был и командир взвода, нашего выдвинули на командира роты в другой батальон. По моим наблюдениям, новый молоденький взводный был подготовлен неважно, не имел никакого опыта и по настоящему командовать взводом еще не мог. Чуваш по национальности, он даже говорил по-русски не совсем правильно. Единственным надежным я считал командира 1-го взвода, иркутянина. Он обладал практическим житейским опытом и здравым рассудком.

Последний день нашего пребывания в земляном лагере проходил как-то особенно тихо, с некоторым налетом таинственности. Солдаты терялись в догадках.