всё будет хорошо, – говорю я.

Он вытирает глаза и обнимает меня.

– Я не оставлю тебя, Лиза.

– Знаю, Джон. Ты всегда будешь со мной.

Пронзительный свист нарушает тишину. Мистер Спенсер стоит в конце коридора, поджав губы. Он идёт к нам, не обращая внимания на Джона, и хватает меня за ухо.

– Что ты делаешь? – рявкает он.

Его глаза сверкают гневом.

– Не разговаривай с ним здесь никогда, ты понимаешь меня?

– Нет, – огрызаюсь я, и его глаза расширяются от изумления. Я никогда не смела возражать ему. – Я буду говорить с Джоном где захочу.

Он тянет меня за ухо. Боль пронзает голову, и перед глазами появляются вспышки света.

– Отпустите её! – шипит Джон.

– Вам конец, – говорю я тихо, чтобы Чарльз не услышал из тёмной комнаты.

– Что ты сказала? – спрашивает он.

– Вам конец. Я не обработала пластинки. Я пометила их воском, но они пустые. Теперь все узнают, что вы мошенник, как они и подозревали.

Мистер Спенсер отпускает меня, и я ударяюсь спиной об стену, сжимаю ухо рукой, боль пульсирует в голове.

Надо молчать, но я не могу. Мне хочется напугать его, и слова сами собой срываются с языка.

– Пластинки были у меня в комнате, – продолжаю я со злостью. – Прямо рядом с моей кроватью. Я могла обработать их, но не стала этого делать.

Он поворачивается, направляясь к лестнице.

– Глупая девчонка, – шипит он, и возможно, он прав.

– Мы уедем прямо сейчас, иначе я им всё расскажу. Я покажу им вату и газеты, которые лежат в моём чемодане, – говорю я, но он не отвечает. Он бросается к лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, торопится взять свои вещи и бежать.

Я бросаю взгляд на дверь в тёмную комнату. Там Чарльз трудится над пластинками. На снимках ничего не окажется, и люди начнут задавать вопросы. Я жду, мысленно готовлюсь к последствиям, но когда дверь наконец открывается, Чарльз жестом подзываёт меня к себе.

– Смотри, Лиза, – говорит он. – Такой красоты я ещё не видел.

Я озадаченно хмурюсь, пока глаза привыкают к красному свету. Взглянув на негативы, я открываю рот от удивления, не веря собственным глазам. На обратных изображениях гости сидят на табурете, глядя в объектив камеры, а позади них парят призраки, увенчанные тонким контуром едва различимых лиц. Я вспоминаю тени, скользящие по подвалу; должно быть, их выхватил резкий свет от вспышки мистера Спенсера.

Они безупречны, как тот настоящий призрак, которого я запечатлела на фотографии с Чарльзом.

Что же мне делать? думаю я. Может, всё-таки рассказать ему правду?

В темноте Чарльз не видит моего лица. Для него это просто очередная пачка пластинок, очередное фотографическое чудо, такое же, как десяток других. А для меня это катастрофа.

Я отступаю к двери, и Чарльз накрывает лотки, защищая негативы.

– Что с тобой? – спрашивает он.

– Ничего, – шепчу я, затем открываю дверь и выбегаю в коридор. Мне надо разыскать Джона.

Пробегая мимо комнат, я слышу обрывки разговоров.

Солнце проиграло битву с облаками, и ветер с дождём усилились.

– Снова ураган, – говорит мужчина.

Люди толпятся у окон, выглядывая во двор.

Небо стало тёмно-зелёным, а солнце спряталось за облаками. Льёт как из ведра.

– Боюсь, что худшее впереди, – говорит Маргарет. – Не беспокойтесь. Этот дом пережил не один ураган на своём веку.

Я слушаю их краем уха, перед глазами до сих пор стоит увиденное на снимках.

Я спускаюсь в свою комнату и прислоняюсь к двери, поглядывая на двор и грозовые тучи, стягивающие небо, словно тьма поглощает свет.

С лестницы доносятся шаги, ботинки стучат по дереву, и вдруг раздаётся негромкий стук в дверь.

– Открывай, – говорит мистер Спенсер, и я подчиняюсь.

Он улыбается мне.

– Чарльз показал мне пластинки.

– Я ничего не меняла. Я не знаю, как…

– Опять ты врёшь. Что за игру ты затеяла, Лиза?

– Я просто хочу уехать. Здесь нам грозит опасность. Все…

Мой голос замирает. Я вспоминаю сияние, прорезавшее небо, и как оно затянуло доски в зале собраний и камни стены. Я хочу сказать, что все в опасности, пока мы здесь.

– Думаешь, я поверю тебе?

Не знаю, что ему ответить. Мне и самой не верится.

– Прекрати, – говорит он, тыча пальцем мне в лицо, прежде чем уйти. – Прекрати немедленно.

Я провожу в своей комнате весь вечер и ночь, зарывшись в одеяла и глядя в крошечное окошко. Дождь мягко шлёпает по стеклу, и ветер свистит в доме, продувая его насквозь. Дождь перерастает в тихий гул.

Я-то думала, что к этому времени мы уедем, нас обругают, вышвырнут вон, и мы уже будем в дороге.

Интересно, это обычный дождь или что-то другое? Что говорила мисс Элдридж – о том, как мир живых и мир духов сталкиваются друг с другом?

Я не сумею убедить мистера Спенсера, что здесь опасно. Звучит слишком неправдоподобно, когда произносишь это вслух.

Пора перестать плыть по течению. Мы с Джоном можем уйти и сами. Я посажу его себе на спину и сбегу отсюда. Можем спрятаться в амбаре Джорджа, а потом я раздобуду немного денег, и мы заживём с ним вдвоём.

Джордж.

Одна мысль о нём пронзает меня печалью. Зря я наорала на него. Так хочется сказать ему, что мне очень жаль, что я не хотела…

И вдруг, словно по волшебству, на моей стене появляется вспышка, ещё одна и ещё, и, выглянув в окно, я вижу далёкий огонёк среди деревьев.

Мне не верится. После всех ужасных слов, которые я наговорила ему, он вернулся, как и обещал.

Подарок

Я натягиваю ботинки и выбегаю во двор под проливной дождь. Ноги утопают в мокрой траве и грязи, когда я поднимаюсь по холму к лесу и прячусь под кронами деревьев. Паутина ветвей хорошо защищает от дождя, но шумит он довольно громко, бьёт нескончаемой мокрой дробью по сухим листьям.

– Лиза, сюда!

Джордж сигналит мне из своего укрытия – вспышка, вспышка, вспышка.

– Ты пришёл! – кричу я и бегу к нему со слезами на глазах.

– Прости меня за то, что я сказал, – говорит Джордж. – Я был неправ.

– Нет, наоборот, – шепчу я. – Мне кажется, я знала, что ты прав, поэтому и разозлилась. Я сделала так, как ты советовал.

Он удивлённо смотрит на меня, вытаращив глаза.

– И что произошло?

– Я не обработала пластинки, но призраки всё равно появились на фотографиях.

– Что? – спрашивает он. – Как?

Мне бы тоже хотелось найти ответ на этот вопрос.

– Не знаю, но мне всё равно. Мы с Джоном уходим, – говорю я ему. – Можно нам пожить в твоём амбаре? Недолго.

Он колеблется.

– Я, конечно, спрошу маму и папу, но…

– Нет. Не надо. Взрослые всегда отказывают, а у меня нет другого выхода. Оставаться в доме слишком опасно для нас.

Я не объясняю ему почему. Он не поверит, что из-за меня в тонком месте появилась брешь, и бушуют ураганы, и тени бродят по долине. Придётся слишком долго объяснять, а я боюсь ответа, притаившегося в глубине моего сознания. Правда не даёт мне покоя, настойчиво пробивая себе дорогу из