В детстве я удивлялся странному поведению людей. Когда я был молод, люди пугали меня. Потом я вырос, и они меня начали раздражать. Когда мне исполнилось сорок, я ими восхищался. В пятьдесят они меня смешили, а сейчас опять начали удивлять.

Этьен уехал в Швейцарию. Кататься на горных лыжах. По-моему, это страшная глупость, он в последнее время плохо себя чувствует. Я заикнулась было о том, что, может, не сто́ит на лыжах-то. Может, на санках хотя бы. Но Друг и Учитель велел думать о своем здоровье, а не о моем. Потому как это мне Карты обещали — всерьез заняться своим здоровьем. Я его расстраивать не стала, а сама подумала про себя, что нет шансов. Но понятно же, как судьба хихикает над подобными заявлениями. Прихожу вчера на работу, а мне говорят, что, поскольку я им очень подхожу по всем параметрам, они мне решили сделать медицинскую страховку. И ровно три часа пришлось мне просидеть с необычайно занудной тётечкой, занимаясь собственным здоровьем.

Как-то мне тревожно от этих сбывающихся предсказаний. Никак не могу понять, как же к ним относиться. Ладно, пока что будем считать, что это совпадения. Но настроение у меня на всякий случай испортилось. Вроде как хочется лечь на диван и погрустить, но не получается, потому что все время хочется что-нибудь сделать. Я когда-то в детстве ходила на йогу, там в конце каждого занятия была медитация, направленная на концентрацию энергии и повышение работоспособности. И вот мы лежали в шавасане на полу, а приятный мужской голос размеренно произносил: «Мне хочется встать и действовать. Мне хочется встать и действовать».

К стыду моему, должна признать, что на этих словах я неизменно засыпала.

А вот куда сейчас моя хвалёная лень подевалась — совершенно непонятно.

Такое ощущение, что депрессивная стадия у меня уже началась, а маниакальная еще не закончилась. Незабываемо!

Как будто одновременно приняла ментальное слабительное и ментальное снотворное.

...мы ведь как, мы ведь деремся либо за еду, либо за самку. Ну да, конечно, за деньги, но если деньги маленькие, то это практически за еду драка, а если большие, то уже все-таки за самку.

Или вообще с другим видом война. За экологическую нишу. Такое впечатление, знаешь, что если я кого-то из них убью и, допустим, съем, то это даже каннибализмом не будет считаться. У них другой обмен веществ, абсолютно другой. Я даже не уверен, что углеродный. Кислород им для дыхания совершенно не нужен, я сам видел, они безо всякого кислорода живут.

Пока что я успешно притворяюсь, но если меня выбросят в открытый космос без скафандра, то вся конспирация накроется медным тазом.

Надеюсь, ты ни слова не поняла из того, что я тут несу...

К сожалению, замужние женщины не могут себе позволить писать стихи. Проза ведь что, проза — выдумка, а с поэзией все гораздо хуже. Вот я вернулась когда-то домой, а Олег в интернете сидит. Присмотрелась — стихи мои читает. А я ему их не показывала никогда, потому что понятно же — не про рассвет стихи. Про всякие кошмары. То я не люблю, то меня не любят, то вообще тоска и ужас и забери меня отсюда, добрый боженька, Константин Макарович, а то нету никакой моей возможности. Сложно объяснить любимому мужчине, откуда у тебя такие мысли. Практически невозможно объяснить. И вот он смотрит на экран, а там такое, что понятно уже — сейчас встанет, вещи мои в чемодан сложит и на лестничную клетку выставит. Или сам уйдет, чтоб не возиться. У меня в груди всё даже не то что похолодело, а просто вымерло всё к черту, даже дышать перестала. Ну, потом взяла себя в руки, конечно, и начала объяснять дрожащим голосом, что, понимаешь, живет у меня внутри такая юная девушка, бледная и со взором горящим, которой всегда плохо, и жить ей смертельно страшно, и умирать боится, и вот сидит она, бедная, в подвале с остальными моими чудовищами и стихи пишет. От отчаяния.

Ну вот, говорю я ему это всё в спину, а он молчит и на экран смотрит. Я постояла еще немножко и ушла ванну принимать. Через полчаса Олег зашел и сказал неприятным голосом, глядя куда-то в сторону: «Передай этой своей девушке, что я ее — тоже. Не люблю». И вышел. А я минут двадцать пыталась утопиться в ванне, но вода быстро остыла и пришлось вылезать.

Мы потом говорили об этом много, и как-то всё успокоилось. Но вот этот мороз по коже, когда живой человек, а не какой-то там виртуальный некто читает мои стихи, я уже никогда не забуду. И долго потом не писала ничего, не покидало меня чувство, что каждое мое слово может быть обращено против меня.

В общем, ни дня без строчки, ни строчки без адвоката.

...решили мы с Диной в зоопарк сходить. Ну, сказано — сделано, взяли Женечку и пошли. Женя всю дорогу сочиняла стихи. Типа таких:

Почему огромен слон?

Потому, что это — он.

Дина умилялась, а я требовала объяснений. Ну, сама подумай, допустим, слон был бы не слоном, а слонихой. И что? Был бы менее огромен?

—      Да, — отвечала Женечка. — Слонихи просто большие-пребольшие, а слоны огромные.

—      Ну хорошо, — не отставала я, — а чем большой- пребольшой отличается от огромного?

Женечка, ни на секунду не задумавшись, сказала, что по размеру — ничем. А так очень сильно отличается. Огромный — значит, необыкновенный. Значит, даже всё небо может закрыть. А потом подумала и добавила, что мама папе сказала, что она из-за него света белого не видит. Значит, он ей всё небо закрыл. Потом еще подумала и совсем уж по-взрослому пробормотала еле слышно: «Мужчины это умеют...»

Дина покраснела,