открывается перед тобой. Забудь все, что ты успела прочитать. Забудь все, чему я тебя учил. Просто трогай Карты и не сопротивляйся, когда они поведут тебя. Будь точна, вежлива и не забывай благодарить их после каждого сеанса. Тебе предстоит нарисовать свою колоду, а до этого времени ты можешь пользоваться моей. Но только в моем присутствии, к сожалению. Через три дня полнолуние, если хочешь, мы можем устроить первый сеанс».

Я ужасно устала за последние дни, до того устала, что грохнулась в обморок прямо посреди экскурсии. Испуганные туристы вызвали «скорую», меня тщательно осмотрели и пришли к выводу, что это мигрень. «Как же так? — спрашиваю. — При мигрени ведь голова должна болеть, а у меня не болит». «Деточка, — ответил мне пожилой врач, — за всю мою тридцатилетнюю практику я впервые слышу подобную жалобу. Не гневите Бога, деточка».

А я так думаю, что никакая это не мигрень. Просто я веду слишком здоровый образ жизни, работаю на свежем воздухе, плаваю в море и гуляю по берегу. Организм не рассчитан на такое издевательство, ему нужен смог, стрессы и душная прокуренная комната с низким потолком. Вот и бунтует как умеет.

* * *

Вы знаете, Мишель, девочка вполне освоила Кельтский крест. И очень бойко интерпретирует. Даже, пожалуй, чересчур бойко. Я надеялся, что первые гадания будут нечеткие, размытые. Чтобы иметь некоторый простор для вариаций. Но нет, она очень усложнила мне задачу. Отказалась, кстати, от антуража: свечей, благовоний, полумрака. Сидела на полу, ужасно деловитая и сосредоточенная. Вообще вы заметили, Мишель? Она много смеется и почти никогда не улыбается. Очень серьезная девочка.

Она раскладывала карты на денежные проблемы. Все должно разрешиться наилучшим образом: она получит подарок. И найдет еще одну работу. Подарок я беру на себя, у меня есть замечательная идея. А вот с работой вы должны мне помочь. Только помните: все должно выглядеть естественно. И пусть траты вас не смущают.

Работа у нас по раскладу получилась интеллектуальная, связанная с распространением информации. Газета, радио, телевидение — всё сойдет. Французский у нее слабоват для газеты, а итальянский хорош, я сам слышал.

И вот еще что, друг мой. Вы не станете возражать, если я завещаю вам свою библиотеку? Увы, мне больше некому ее оставить. Моя семья распродаст ее с молотка, а мне даже сама мысль об этом невыносима. И не подумайте, что я пытаюсь с вами расплатиться за услуги — мне бы это все равно не удалось, потому что услуги ваши бесценны. Так что мои действия продиктованы чистой воды эгоизмом.

* * *

...меня немного пугает твое увлечение таро. Не знаю, как тебе, а мне папочка всегда говорил: «Запомни, сын: карты до добра не доведут». Очень живо представляю, как возвращаюсь это я домой после работы, лет эдак через пять, а в доме немытые полы, сопливые дети в исподнем и полным-полно экзальтированных дам с заплаканными глазами. А посреди этого всего восседаешь ты, в цыганском платке и круглыми серьгами в ушах. Глаза закатываешь и бормочешь невнятно про эманации потустороннего.

Мне осталось закончить одно-единственное дело, и я тут же примчусь на крыльях любви. Ты, конечно же, возразишь, что слово это мне знакомо по курсу «Гормоны и стероиды», и я не буду с тобой спорить. В конце концов, я могу примчаться к тебе на крыльях твоей же любви, они у нее как у пташки, не говоря уже о крепком клювике и когтистых лапках, а если она и нагадит ненароком на голову, то это непременно к счастью. Ну, это все в хорошем смысле, ты не подумай. Никогда не забуду, как я в припадке ярости орал, что ненавижу тебя и видеть не хочу больше никогда, а ты оторвалась от перевода и спросила: «Надеюсь, в хорошем смысле»?

Даже и не знаю, где мне тебя больше всего не хватает — в спальне, в гостиной, в машине, когда еду ночью по трассе, около телевизора... Разве что кухню твое отсутствие необычайно украсило: я выбросил к черту овсяные хлопья, а еду покупаю в соседнем ресторане...

* * *

Загадочность мироздания превзошла самые смелые ожидания. И обещает не останавливаться на достигнутом. Вчера в кафе некая милая девушка не смогла расплатиться за кофе с булочкой — то ли сумочку у нее украли, то ли кошелек, она так громко всхлипывала, что я не разобрала ни одного слова. Подняла на меня огромные синие глаза и попросила денег взаймы. Я дала, не раздумывая: она так трогательно прикасалась к моему рукаву, да и мелочь ведь, чего ж не дать. Ну вот, потом она сказала, что зовут ее Люси, она студентка и учит в университете биологию. Это у меня такая судьба — тупая и без чувства юмора. Хорошо, что она мне этого раньше не сказала, потому что я биологам не подаю. Из принципиальных соображений.

На прощание Люси взяла у меня номер телефона, чтобы вернуть долг, а до тех пор оставила мне томик Рембо, ветхий до невозможности. Вроде как в залог.

Вечером Люси позвонила и огорчила меня сообщением о том, что она вынуждена срочно уехать, поэтому денег мне не видать, как и саму Люси, а книгу она оставляет мне. В качестве компенсации.

Я утешила себя мыслью о том, что мне крупно повезло: а если бы Люси оставила мне в качестве залога дрессированного таракана? От биолога всего можно ожидать, я эти слова вышью девизом на своем белоснежном знамени.

Либо его выбьют эпитафией на моем белоснежном надгробии, это уж как повезет.

Люси сказала мне, что книга досталась ей в наследство от дяди, поэтому она ее не продавала. Ну вы понимаете, мадам, я так сентиментальна... А вот если ее продать, то за нее кучу денег дадут, потому как раритет, первое издание и к тому же в отличном состоянии. Видимо, у нас несколько разные представления об отличном состоянии, но я все-таки зашла утром к букинисту. Сначала хотела у Этьена спросить, но что-то меня удержало.

Букинист подтвердил, что книга действительно очень дорогая, он сам купить ее в данный