вот особенная удача, просто жаль, что некому спасибо сказать. Какому-нибудь Верховному Существу — кому там обычно спасибо говорят? Не живым же людям. Ну ладно, не говорить, просто в глаза посмотреть или во что там у Него есть. Оно, я так думаю, и без спасибо всё поймет в своей безграничной мудрости. Мне бы, во всяком случае, ничего объяснять не хотелось. Хотя, конечно, если бы всё сложилось иначе...* * *

Юленька, милая, я ничего не понимаю! Как ты оказалась во Франции? Ты же собиралась в Италию?

Мы с Мишкой в полном недоумении, хотя несколько версий у нас уже есть. Я думаю, что твой самолет угнали французские террористы. Например, из-за того, что им предложили пообедать пиццей.

А Мишка человек более глубокий, он всегда ищет истинные причины и скрытые смыслы. Так он говорит, что. когда в голове полно тараканов, очень сложно сориентировать их в одном направлении. Поэтому постоянно рискуешь оказаться в совершенно неожиданном месте. Хорошо хоть во Франции, говорит Мишка, а не в каком-нибудь Гондурасе.

Я начала за тебя заступаться, но Миша посмотрел на меня строго и сказал, что всё вышесказанное (вышесказанное!) относится и ко мне тоже. Вообще должна заметить, что беременность на твоего брата действует очень плохо. Он постоянно пребывает в несколько помутнённом состоянии сознания. Как ты думаешь, это гормоны? У него приступы немотивированной серьезности, я уже просто волнуюсь.

Не помню, я тебе успела рассказать, как Миша занимался со мной психотерапией? Чтобы меня по утрам не тошнило? На всякий случай еще раз расскажу, а то потом забуду и потомки мне этого не простят.

Начался у меня токсикоз. Не очень сильный, так, ерунда. Я даже внимания не обратила. Ну тошнит по утрам, большие дела. Меня твоя мама так запугала, что я готовилась провести девять месяцев в инвалидной коляске. Это если повезет, конечно, и я не умру от внематочной беременности. Но Миша решил, что токсикоз — это плохой симптом. Знак, что мое подсознание не хочет ребенка и реагирует на плод как на чужеродное тело.

И не хочу ли я об этом поговорить?

Ну, что тебе сказать... Мы об этом поговорили. Примерно таким вот образом:

—      Тебя тошнит, потому что ты не хочешь ребенка.

—      Но я хочу ребенка.

—      Это тебе только кажется. Представь себе гипотетическую ситуацию: тебе как будто не хочется ребенка. Представила? Не хочется? А почему?

—      Потому что тошнит...

Но это еще не всё. На следующее утро я проснулась без всяких признаков токсикоза и ломанула на радостях к холодильнику. За селедкой, которую я вот уже три дня как не могла почистить — мне сразу нехорошо делалось. Поставила картошку вариться, а сама чищу селедку и размышляю о том, какой у меня муж гениальный. Вроде ничего такого не говорил, а меня не тошнит. И тут этот самый гениальный муж заходит в кухню, я хочу его поцеловать, но он отшатывается от меня с выражением смертной муки на зеленоватом челе.

Тянется дрожащей рукой к чашке с моим чаем, но натыкается взглядом на недочищенную селедку и бежит в туалет, зажимая рот двумя руками.

Через пять минут вернулся на кухню взъерошенный, но умиротворенный. И сказал, что зря он вчера решил поужинать в китайском ресторане.

А я, конечно же, не выдержала и предположила, что дело не в еде, просто он ребенка не хочет…

Ну ничего, мы уже помирились...

* * *

Знаешь, я тогда только начала у Нель работать. И она меня послала в Эдинбург, уж не знаю, чем я ей приглянулась. Хотя нет, конечно знаю, это я так кокетничаю. Ей нужен был специалист по микрохирургии ядра, а это сложная область. В том смысле, что, когда человек набирает опыт, у него рука теряет твердость и зрение садится. Даже не в том беда, что садится, а в том, что глаза начинают болеть и уставать.

А я уже на втором курсе знала, что именно этим хочу заниматься, и тренировалась всё свободное время. Даже в художественную студию записалась, чтобы рука была твёрже.

Ну вот, в Эдинбурге я его и встретила.

Программист, приехал из Штатов на год. Типа, в командировку.

Да ну, что рассказывать, понятно же все. Мы с ним в пабе встретились, я ночью зашла чаю с коньяком выпить. Бессонница потому что, Гомер, и глаза начали болеть. А мне нельзя, чтоб глаза болели, я работать не смогу.

Ну вот, вышла я прогуляться, зашла в паб, заказала чай с коньяком. А там бильярд посреди паба стоит. А возле него мужик. Я даже не поняла, что мужик, меня как стукнуло что-то под дых — о, думаю, оно. Стою, пью свой чай, даже присесть боюсь. Да что присесть, вообще страшно пошевелиться, потому что исчезнет ведь и не будет больше никогда, как раньше не было, так и дальше не будет. Но раньше я хотя бы не знала, что он вообще бывает.

Ну, наши дела

И я, значит, стою, чашка наклонилась, чай горячий по руке течет, а он ко мне подходит и говорит что-то. Погода прекрасная, ночь, на небе звезды, а я так одинок.

Так знакомо всё, и я смотрю на него и думаю: вот ведь странность. Ангелы, оказывается, такие же, как и мы. Только выше.

Ну да, он высокий очень, а может, мне казалось. Я ж его не измеряла.

Ну вот, он меня за руку взял и куда-то повел, а я уже несколько шагов сделала и вдруг испугалась смертельно. Стою, рот открыла, дура дурой. Наши дела, я же тебе говорю.

А он удивился — ну конечно, как тут не удивиться, вроде сама руку дала и пошла, и тут вдруг стоп машина и ужас в глазах. Он же наших дел не знает. То есть это я тогда думала, что не знает, а потом уже выяснилось, что он