— Джордж Рич. Мой друг.

— Почему тогда девочки называют его дедушкой? Он такой старый?

Наверное, все же пора идти спать, потому что в голосе Асадова мерещатся ревнивые нотки.

— Да, он немолод. Джордж разрешил им так себя называть. Он… Он очень помог мне, когда я узнала о беременности. И потом, когда родились девочки, тоже.

Замолкаю. Не собираюсь рассказывать Асадову в подробностях, как мы познакомились с мистером Ричем. Я вообще ничего о себе не хочу рассказывать.

— Все-таки, Аля, почему ты не захотела меня найти, когда узнала о детях? — Артем называет меня по имени, и мои внутренности скручиваются в узел. Где-то там одиноко плещутся несколько глотков чая. — Скажи честно, это была месть?

— Месть? Серьезно? — у меня перехватывает дыхание. — Ты выдал мне таблетку экстренной контрацепции, затем обвинил в шантаже. А я все равно должна была упорно добиваться твоего высочайшего внимания? Очнись, Асадов, мы с тобой из разных миров. Или мне стоило броситься под колеса твоей машины?

Артем недовольно хмурится, но сдаваться не собирается.

— Не строй из меня небожителя, Алена. И не преувеличивай мою недоступность. У меня во многих городах есть офисы, и если бы ты пришла…

— А ты не думал, что у меня просто есть гордость, Артем? — перебиваю его и продолжаю совсем тихо: — Ты не думал, что я не считаю нужным ставить тебя в известность?

— По какому праву? — вижу, что он заводится. — Это и мои дети тоже.

— Я знаю, почему ты со мной… почему меня… — запинаюсь, подбирая нужные слова, и мучительно краснею. Но все же пересиливаю себя.

У меня нет никакого желания щадить чувства Артема. У нас общие дети, больше нас ничего не связывает. Делать вид, что мы с ним старые добрые друзья не вижу никакого смысла.

— Ты думал, что я невеста твоего друга, Гордеева. И решил переспать со мной в отместку за то, что он переспал с твоей девушкой. Так кто из нас тут мститель, Асадов?

Отворачиваюсь, дрожа от обиды. На террасе повисает такая тишина, что я слышу стук собственного сердца.

— Она все-таки рассказала тебе, эта девка, которая пыталась меня шантажировать? — первым заговаривает Артем. Его голос звучит сухо и отстраненно.

— Да, Янка мне рассказала. Ее мама долго проработала у Гордеевых, она слышала, как о вас сплетничали в поселке. И о том, что девушку твоего друга звали Алина, тоже рассказала. Аля. Янка так меня называла, поэтому ты решил, что она это я.

— Я уже говорил тебе, что все шесть лет старался забыть о своем проступке, Аля, — говорит он, сцепив зубы. — Признаю, что поступил грязно и низко.

— Представляешь, я тоже хотела забыть, — дышу как паровой пресс. У меня внутри все горит от обиды и возмущения. В висках стучит, во рту пересохло, но я совсем забыла, что держу в руках чашку с чаем. — Выбросить тебя из головы и забыть как самый страшный кошмар. Но не вышло. У меня остались от тебя памятные сувениры. Целых три.

— Я знаю, что виноват перед тобой, — Артем наоборот удивительно спокоен. — И перед тобой, и перед детьми. Я хочу все исправить, Аля, поэтому я уже дал задание юристам. Я удочеряю детей, а ты выходишь за меня замуж.

Глава 17

Наша песня хороша, начинай сначала…

Я смотрю на Артема круглыми от изумления глазами. Но смутить Асадова каким-то там взглядом, пусть даже очень удивленным, задача крайне сложная. Если не сказать, невозможная.

— Что? — в свою очередь поднимает он брови. — Что ты так на меня смотришь?

— Я не выйду за тебя замуж, Артем, — говорю твердо, как только обретаю способность говорить.

— Выйдешь, — он суживает глаза. Я хорошо знаю этот прищур, он не обещает ничего хорошего.

— Ты забыл, что уже женат? — и не думаю сдерживать язвительность.

— Ах, это, — Асадов заметно расслабляется, и я не верю своим глазам. Он что, так напрягся из-за моего отказа? — Пусть тебя мой брак не беспокоит, Аля, он практически в прошлом. Нас с Владой быстро разведут, юристы над этим вопросом уже работают.

— Но зачем? — спрашиваю, вперяясь в него вопросительным взглядом. — Зачем тебе нужен фиктивный брак, если твоя мать больше не будет тебя донимать? Девочек удочеряй, я возражать не буду. Договоримся, в какие дни они будут с тобой видеться, и все.

— Ты же видишь, как они болезненно реагируют на твое отсутствие, — Артем тоже не сводит с меня сверлящего взгляда. — Я не собираюсь рисковать психикой своих дочек. У меня чуть сердце не разорвалось, пока они плакали.

— Это потому что все произошло слишком неожиданно. Пройдет время, они привыкнут, — пробую возразить, но Артем обрывает с недовольным видом.

— Ты несешь полную чушь, Алена, — у меня снова по телу идет дрожь от того, как он произносит мое имя, — дети не должны расти в неполной семье. У наших девочек будут и отец, и мать нравится это тебе или нет. Я никогда не смогу так как ты лихо рассказывать все эти сказки про драконов. Откуда ты их вообще берешь? В интернете?

— Нет, — опускаю глаза, — сама придумываю.

— Как придумываешь? — он смотрит потрясенно. — Реально сама?

Смущенно киваю.

— Вот так просто на ходу сочиняешь? — не успокаивается Асадов. Снова киваю.

— Но это же… — он не может подобрать слова, — это же надо записывать! И издавать!

— Я и записываю, — признаюсь ему, чувствуя, как розовеют щеки. О том, что он первый, кому я в этом признаюсь, говорить не собираюсь. — А с изданием ты погорячился, какое издательство захочет издавать выдумки никому не известной Алены Плохой?

— Алены Плохой может и нет. А за детскими сказками жены Асадова, мамы трех очаровательных девочек, поверь, в очередь выстроятся. Еще и подерутся, — Артем говорит спокойно и уверенно, и мне хочется смеяться от его зашкаливающего самомнения.

— Я не буду выходить за тебя замуж только чтобы издать свои сказки, — отвечаю, придавая голосу твердость. — Мне не нужен фиктивный брак.

— Кто тебе сказал, что он будет фиктивным? — резко обрывает меня Артем, уже в который раз за этот день, и я беспомощно замолкаю. Только ресницами хлопаю.

— А каким же он еще может быть? Ты сам предлагал раньше…

— С тех пор некоторые обстоятельства изменились. Никакого фиктивного брака не будет, Аля, мои дочки не заслуживают суррогата. Все будет по-настоящему.

— Но… Как ты себе это представляешь? — не могу сдержать эмоции, они кипят во мне так сильно, что я себе напоминаю скороварку под давлением.

— Что тебя смущает? — он спрашивает с таким невозмутимым лицом,