И чтобы к ним двоим прижимались внизу три воздушные девочки.

Алена попыталась дернуться, но Артем лишь слегка напряг мышцы, и она подчинилась. Гладила светлые волосы дочек и молчала. И он молчал, сейчас любые слова были лишними.

Но для себя он уже все решил.

Ему чудом достался полный комплект счастья, и он будет землю рыть, чтобы ни одна комплектующая не выпала из этого звездного состава.

* * *

Я не умерла с горя только потому, что мне позвонила Асадова. В трубке играла музыка, звенела посуда, и я поняла, что она звонит из ресторана.

— Аленка, потерпи, солнышко, осталось совсем немного. Он уже там на последнем издыхании. Сейчас его наши булочки окончательно укатают, и он прискачет к тебе за помощью.

— Артем сказал, что у них все хорошо, — ответила я мертвым голосом и закрыла рукой динамик, чтобы она не услышала, как я хлюпаю носом.

— Хорошо? — по голосу поняла, что она морщится. — Врет он, не хочет признать, что про… В общем, протупил.

— Что с ними? — спросила я сдавлено. — Что с моими детьми?

— Господи, детка, не пугайся так. Просто папа это не мама. А Тема мой вообще полдня как папой стал. Вот и не справляется. Девочки ничего не хотят, ужинать отказались, играть тоже отказываются. Мы вот с сестрой в ресторан ушли, чтобы не было у Артема соблазна нас подключить. Не будь он таким бараном упертым, конечно помогли бы. Но тут вопрос принципиальный.

И тогда я не удержалась.

— Галина, почему вы мне помогаете? Он ведь ваш сын.

— Во-первых, я тебе ничем еще не помогла, — послышалось из трубки суховатое, — во-вторых, я тоже мама. А в-третьих, для меня главное, чтобы детям было хорошо. Ни я, ни Тема им тебя не заменим. Но он сам это понять должен, такая натура. Так что жди, он скоро будет.

Галина отключилась, а я снова уткнулась в колени. Я и верила ей, и не верила. Она говорила о своем сыне, как о маленьком непослушном мальчике, от которого ждут, что он вот-вот прибежит просить прощения за шалость.

Только она ошибается. Артем далеко не маленький мальчик, он может быть и жестким, и жестоким. Я еще шесть лет назад в этом убедилась.

Артем хороший сын. Он даже женился на Владе потому что пообещал отцу. И мне предлагал фиктивный брак, чтобы мать успокоить. Так что ей он вполне может уступить. Но с какой стати ему уступать девушке, которую он презирает и с которой разговаривает сквозь зубы?

Поэтому когда увидела перед собой Асадова, чуть дара речи не лишилась. Особенно когда увидела его выражение лица. Он в самом деле чувствовал себя виноватым, или у меня просто разыгралось воображение?

Но Артем даже прощения попросил, и я не знала, куда деваться. Я готовилась к битве за детей, и вот это его «Прости меня, Алечка…» совсем выбило из колеи. Я не знала, куда деть глаза, куда спрятать руки.

Я оказалась не готова к такой стремительной капитуляции. И теперь когда мы стоим в его апартаментах прижатые друг к другу нашими хитрыми детьми, мне все еще кажется, что это сон.

И лучше бы это был сон, потому что Асадов, который утыкается мне в макушку носом, на сновидение точно не тянет. Сновидения не втягивают со свистом воздух и не пыхтят как паровоз. И не вжимаются так сильно бедрами.

Или он решил, что если я не устояла перед ним шесть лет назад, то и сейчас сдамся, стоит сказать «Прости, я был неправ»?

Нет, я больше я не позволю ему считать себя легкодоступной девицей. Мы будем общаться исключительно как родители общих детей. И начинать надо прямо сейчас, пока моя решимость не растаяла от горячего дыхания, обжигающего затылок.

— Уже поздно, — говорю, призвав на помощь все свое самообладание, — пора мыться и спать.

— Они ничего не ели за ужином, — говорит Артем хриплым полушепотом. При этом он трется колючим подбородком об мой висок, и у меня подгибаются колени.

Соберись, Алена, соберись! Не будь тряпкой! Прокашливаюсь и говорю, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал ровно и безэмоционально.

— Можно заказать молоко и булочки. Я могу спуститься на кухню…

— Я сам позвоню, нам все принесут в номер. А ты чего-то хочешь? — мурлычет Артем в ухо, и я зажмуриваюсь.

Лучше бы он на меня кричал. Терпеть его прикосновения самая изощренная пытка, которую только можно придумать. Выручают дети.

— Мамочка, а можно нам поплавать в пенке? — задирает голову Маргаритка.

— У папы такая большая ванная! — подхватывает Миланка.

— Он купил пенку, — бубнит Марьяша.

Я оборачиваюсь на Асадова.

— Спрашивайте папу.

У него такое лицо, будто его спросили, можно ли здесь дышать. Или разговаривать.

— А для чего она еще нужна? — Артем удивленно поднимает брови.

Я не уточняю, что именно, ванна или пенка. Главное, что он от меня отодвинулся и ослабил хватку.

Увожу детей в ванную комнату и включаю воду. Их купания в пенке закончились уже давно, как только они подросли. В нашей съемной квартире ванна обычного размера, девочки все втроем там не помещаются. А по-отдельности им купаться неинтересно.

У Асадова в ванной комнате интерьер просто потрясающий, я успеваю осмотреться, пока наполняется огромная как бассейн ванна. Совсем скоро она становится похожа на снежное озеро, и девочки с визгом забираются в воду.

Сажусь на краешек ванны. Одежда уже успела намокнуть, потому что дети прыгают и бросаются пенкой. На меня летят брызги и хлопья пены, но мне нравится смотреть на счастливые личики дочек. Ничего, думаю, в таком номере для меня найдется халат. А одежда быстро высохнет на сушилке.

Приоткрывается дверь, заглядывает Артем.

— Можно?

Киваю. Это его дом, как я могу его не впускать?

— Папа, папочка, иди к нам! — визжат девочки. — Давай играть в снежки!

Асадов неуверенно смотрит на меня, я пожимаю плечами. Он стягивает футболку с джинсами, остается в боксерах, переступает бортик ванны и садится в воду.

Поспешно отвожу глаза. Почему я не сделала этого раньше?

Дети облепляют его как пчелки медовую соту, а я рассматриваю соседнюю стенку. Вот не видела я шикарную фигуру Асадова шесть лет, и не надо.

Ну почему мои мечты так и остались мечтами? Асадов не растолстел, не облысел и даже не успел состариться. Наоборот, его плечи стали шире и рельефнее, руки сильнее и мускулистее.

— Мама,