любым проявлением свободолюбия, духовного здоровья, социальной и нравственной активности – будь это отдельные события, книги, разговоры, поступки рядовых или выдающихся личностей. Тогда появляются в дневнике иные, радостные интонации: «Процесс, начатый XX съездом, не остановить», «Живая вода везде. Не только в деревне, но и в городе».

Разговоры с друзьями и собственные поступки, сомнения, самооценки, самопроверки послужили той решающей основой, которая питала глубинную проблематику произведений Абрамова 1970-х годов и в первую очередь романов «Пути-перепутья» и «Дом».

В спорах, сомнениях и поведении Лукашина, Подрезова, Анфисы, Петра Житова, Евсея Мошкина, Егорши, Михаила и Лизы отразились не только настроения и конфликты русской деревни 1950–1970-х годов, но и более общие – проблемы и конфликты всей страны, в том числе и интеллигенции. На материале деревни Абрамов подымал проблемы общегосударственные, общечеловеческие. Его герои держали экзамен на звание человека, на способность жить по совести, хозяйствовать разумно, мыслить самостоятельно.

Болевые проблемы тех лет остаются болевыми по сей день. Колокол совести, взывающий к каждому, звучал со страниц абрамовской прозы в семидесятые годы, продолжает он звучать и сегодня.

«Пути-перепутья»

«Пути-перепутья», пожалуй, самый социально острый роман Абрамова. И не в том ли причина, что в критике он не нашел должного осмысления? Даже доброжелательные авторы не столько раскрывали глубину содержания книги, сколько «защищали», «спасали» роман от разносно-проработочных статей и рецензий.

Работая над романом, писатель ставил и разгадывал те больные вопросы жизни деревни, страны и народа, которые не решены еще и сегодня. Почему царит нищета и бесхозяйственность? Почему и через шесть лет после войны из деревни «выгребали все до зернышка»? Почему крестьянин, добывающий хлеб, кормящий страну, сам остается без хлеба и молока? Кто подлинный хозяин в стране? Народ и власть. Партия и народ. Экономика. Политика. Человек. Методы хозяйствования и методы руководства. Совесть, долг, ответственность, самосознание и фанатизм, демагогия, приспособленчество, цинизм. Трагедия народа, страны, личности. Вот круг жгучих и важнейших проблем, поставленных в романе.

Конечно, не все сказано во весь голос. С присущей требовательностью к себе Абрамов сам заметил: «всей правды мне сказать не удалось». Но кто сказал всю правду? К постижению ее мы едва подходим сегодня, до сих пор не можем решить вопрос о земле, о собственности, о свободе и демократии, о причинах наших бед. Каким же мужеством надо было обладать тогда, двадцать, тридцать лет назад, когда в ходу были идеи о нашем самом передовом, лучшем в мире обществе и человеке. Тогда Абрамов ударил в колокол правды, начал будить наше самосознание.

Роман был включен в первый номер журнала «Новый мир» на 1973 год и сдан в набор. В конце декабря по неизвестным причинам и неизвестно по чьему указанию роман был снят из первого номера и передан в какие-то высокие инстанции – вероятно, в ЦК. Узнав об этом, Абрамов 2 января отправляет подробное письмо секретарю ЦК, кандидату в члены Политбюро П. Н. Демичеву с просьбой вмешаться в судьбу романа. В письме Абрамов возмущался поведением каких-то невидимых, но могущественных чиновников, которые сняли роман и тем самым скомпрометировали роман и его автора, а редколлегии «Нового мира» выразили политическое недоверие. «Почему? На каком основании? Кому от этого польза? – спрашивает писатель. – Кому польза от того, что у нас повсеместно открыта зеленая улица для серости, для бескрылой и спекулятивной посредственности и с великими муками пробивает себе дорогу подлинный талант, по-настоящему, всем сердцем заинтересованный в росте и преуспеянии своей страны? Я верю, я хочу верить, что в Центральном Комитете партии, куда, как я полагаю, отправлен сейчас мой роман, найдутся люди, способные спокойно и объективно оценить мое произведение». Письмо, возможно, помогло. Но терзания Абрамова не кончились. Цензура потребовала стольких изъятий и изменений, что автор начал сомневаться, стоит ли вообще публиковать роман.

Смысл всех цензурных требований (а их было более пятидесяти, каждая пятая страница несла следы цензорского карандаша) сводился к тому, чтобы смягчить критический пафос романа. Были изъяты иронические характеристики показушных рапортов на имя Сталина, «великого вождя и учителя». Пришлось вычеркнуть фразу: «Вождь любил работать по ночам. И вот вся страна – от столицы до района – была в ночном бдении». Сняты критические оценки некоторых партийных работников (Ганичева, Афанасия Брыкина, Павла Кондырева). Дело доходило до курьезов. Цензоры не могли допустить, что секретари райкомов проявили интерес к циркачкам на пароходе. Пришлось заменить реплику Кондырева: «Братцы, циркачки на пароходе едут. В каюте на носу… Я договорился: ждут» – на нейтральную: «Братцы! Цирк на пароходе».

Особенно удручали Абрамова все изменения, связанные с положением дел в деревне. В романе прямо говорилось о преступном отношении к крестьянам, у которых «выгребали все до зернышка», как в период военного коммунизма, когда царила продразверстка. Все упоминания о «выгребаловке», продразверстке, военном коммунизме, о нэпе, который ввел Ленин, чтобы накормить страну, были вычеркнуты. Были изъяты такие совсем невинные, на сегодняшний взгляд, фразы: «когда вся деревня в разор пришла», «как, скажи, в другом государстве живут», двойнята «за всю свою жизнь редкий день досыта ели» и т. п. По требованию цензуры были переписаны и смягчены споры-диалоги Лукашина и Подрезова, Петра Житова, Анфисы.

С большим опозданием роман был подписан в печать, с опозданием получили подписчики «Новый мир» (первый – в конце февраля, второй – в марте).

Первые читательские отклики (устные и в письмах) были восторженными.

Роман «Пути-перепутья» был переведен в ГДР, Чехословакии, Польше, Финляндии. В 1975 году был издан во Франции под названием «Хроника села Пекашина» с большой вступительной статьей, где глубже, чем в нашей критике, раскрывалась масштабность изображения, социальная острота и художественное своеобразие книги.

В 1974 году три романа были изданы одной книгой под названием «Пряслины». За трилогию автор был удостоен в 1975 году Государственной премии СССР.

«Дом»

«Дом» – последний, завершающий роман тетралогии. Писатель придавал ему большое значение, считал, что только четвертая книга дает «необходимую философию» всей эпопее.

Автор смело переносит события из прошлого в современность – 1972 год, через двадцать лет после ареста Лукашина. Многое изменилось в Пекашине. Отстроились дома, техника пришла на поля, колхозы сменились совхозами. Лучше, зажиточнее стали жить люди: новая мебель, мотоциклы, моторки…

Но Абрамов далек от успокоенности. Его страшит мнимое благополучие, которое зиждется на огромных дотациях от государства. Его страшит бесхозяйственность, приспособленчество, демагогия, цинизм, утрата идеалов, равнодушие людей, которые жить стали лучше, а работать хуже.

Почему совхоз законно стал планово-убыточным предприятием? Почему поля зарастают кустарником? Почему нещадно вырубают леса? Почему мелеют реки? Почему работник превращается в незаинтересованного работягу, механически исполняющего даже нелепые указания