Да, да, и перед Васей. Все думал, все уверял себя – ради Васи, ради его памяти старается. А разве Вася простил бы ему, как он мать его родную поносил, топтал? И уж конечно, нет и не будет ему прощения от Степана Андреяновича. Тот ради Лизы, ради невестки своей любимой, всем, жизнью своей пожертвовал бы, а не то что домом…

Ослепительная, каленая молния прочертила черную просеку дороги впереди. Потом где-то в стороне тяжко грохнуло, и покатилось, и покатилось в сузем…

Шла запоздалая осенняя гроза, и Михаил вдруг вспомнил отца, его последний наказ: «Сынок, ты понял меня? Понял?»

Тридцать лет назад сказал ему эти слова отец. Сказал в тот день, когда уходил на войну, и тридцать лет он ломал голову над ними, а вот теперь он их, кажется, понял…

1973–1978

Послесловие

Романы «Братья и сестры», «Две зимы и три лета», «Пути-перепутья» и «Дом» составляют тетралогию «Братья и сестры», или, как назвал их Федор Абрамов, роман в четырех книгах.

Объединенные общими героями и местом действия (северное село Пекашино), эти книги повествуют о тридцатилетней судьбе русского северного крестьянства начиная с военного 1942 года. За это время состарилось одно поколение, возмужало второе и подросло третье. И сам автор обретал мудрость со своими героями, ставил все более сложные проблемы, вдумывался и вглядывался в судьбы страны, России и человека. Более двадцати пяти лет создавалась тетралогия (1950–1978). Более двадцати пяти лет не расставался автор с любимыми героями, искал вместе с ними ответа на мучительные вопросы: да что же такое эта Россия? что мы за люди? почему мы буквально в нечеловеческих условиях сумели выжить и победить врага и почему в мирное время не смогли накормить людей, создать подлинно человеческие, гуманные отношения, основанные на братстве, взаимопомощи, справедливости? Эти вопросы начинают открыто обсуждаться лишь ныне.

Хотя все книги объединены в тетралогию, но каждая из них представляет, как подчеркивал не раз автор, законченное художественное целое. Поэтому возможно рассматривать каждый роман отдельно.

«Братья и сестры»

О замысле первого романа Федор Абрамов неоднократно рассказывал на встречах с читателями, в интервью, в предисловиях.

Чудом уцелев после тяжелого ранения под Ленинградом, после блокадного госпиталя, летом 1942 года во время отпуска по ранению он оказался на родном Пинежье. На всю жизнь запомнил Абрамов то лето, тот подвиг, то «сражение за хлеб, за жизнь», которое вели полуголодные бабы, старики, подростки. «Снаряды не рвались, пули не свистели. Но были похоронки, была нужда страшная и работа. Тяжкая мужская работа в поле и на лугу».

Шесть лет (1950–1956) – во время каникул, в выходные дни, вечерами и даже ночами – работал Абрамов над романом. Одновременно читал лекции, писал статьи.

«Не написать „Братья и сестры“ я просто не мог… Перед глазами стояли картины живой, реальной действительности, они давили на память, требовали слова о себе. Великий подвиг русской бабы, открывшей в 1941 году второй фронт, быть может, не менее тяжкий, чем фронт русского мужика, – как я мог забыть об этом!» Первым изъяснением любви, сострадания и восхищения русской северной крестьянкой стал роман «Братья и сестры».

Роман не сразу нашел благосклонных издателей. «Два года его отфутболивали редакции», – вспоминал писатель. Не приняли его журналы «Октябрь», «Новый мир». «Братья и сестры» увидели свет в 1958 году в журнале «Нева» (№ 9). И тут совершилось почти чудо. Роман сразу был встречен критикой доброжелательно.

Первые рецензенты «Братьев и сестер» отмечали мужество Абрамова, сумевшего достойно рассказать о трагедии народной, о бедах и страданиях, о цене самопожертвования рядовых тружеников. Абрамов сумел «взглянуть в душу простого человека».

Любовь и боль, сострадание и восхищение – эти общечеловеческие чувства двигали пером и сердцем Абрамова. Трагедия войны, единение народа перед общей бедой выявили в людях невиданные, потаенные духовные силы – братства, взаимопомощи, сострадания, способность к великому самоотречению и самопожертвованию. Эта мысль пронизывает все повествование, определяет пафос романа.

«Две зимы и три лета»

Роман создавался на волне событий, происходивших после XX съезда партии, когда появилась возможность открыто обсуждать положение в стране.

Во весь голос сказать в печати все, что мучило писателя в те годы, оказалось невозможным. За повесть «Вокруг да около» он подвергся разносной критике, слова на Втором съезде писателей РСФСР (1965) ему не дали. В такой обстановке он проявил, пожалуй, максимальное мужество, создав роман «Две зимы и три лета». В нем Абрамов-художник, Абрамов-мыслитель обрел свою высоту. Если в первом романе главенствовали любовь-восхищение, сыновняя благодарность, а все трудности объяснялись войной, то во второй книге углубилось исследовательское начало, возрос масштаб художественного постижения конфликтов, судеб, характеров. Абрамов одним из первых смело заговорил о бедственном и бесправном положении крестьян. Он взывал к социальной справедливости, он поведал о тех трагически тупиковых ситуациях, в которых оказались лучшие люди деревни – совестливые, трудолюбивые, выстоявшие в войну. При этом писатель не впадал в одностороннее обличительство. Он запечатлел израненную, но живую душу народа, не утратившего в пору бед и лишений любовь к земле, чувство ответственности, взаимопомощи, сострадания.

Предварительные заметки к роману 1958–1959 годов выявляют болевой накал мысли и чувств писателя: «В стране две денежных системы: рубль и трудодень. Трудодень – палочка, за ней ничего. Колхозник получает трудодни, но их никто никуда не брал, потому что они ничего не стоили. Даже в налог не брали. Напрашивается чудовищный вывод: деревня была на положении колонии, рабыни. Как же тут можно говорить, что у нас не было эксплуатации?» (14.Х.58)

Думая о судьбах русского крестьянства, Абрамов не замыкался в рамках сугубо деревенских и даже сугубо социальных проблем, он думал обо всей стране, мыслил философски, исторически. «Без истории нельзя понять настоящего».

Работал Абрамов над романом шесть лет (1960–1966). А за публикацию книги боролся два года. О том – запись в дневнике: «Шесть лет я писал роман „Две зимы…“, шесть лет раздумий и слез над безрадостным житьем-бытьем послевоенной деревни, над безотцовщиной, над судьбой разутой, раздетой и вечно голодной семьи Пряслиных, этим живым будущим России… Кончил. А что делать с романом? Куда отнести? В ленинградский журнал „Нева“, где в 1958 году была напечатана первая книга о Пряслиных? Но туда мне хода нет – оттуда меня еще несколько лет назад с треском выгнали за напечатанную на его страницах повесть… „Вокруг да около“. В московские журналы податься. 〈…〉 Я отнес „Две зимы…“ в „Звезду“… Редколлегия „Звезды“