на завоевания, – был настоятелем текке мевлеви. Султан Баязид I взял в жены праправнучку Руми. Глава тариката обязательно присутствовал на церемонии вступления на престол очередного правителя Османской империи в мечети Эйюп Султан – для этого шейх специально приезжал из Коньи. Захватив Константинополь, Мехмед II запретил организовывать в городе суфийские и дервишеские обители – однако в порядке исключения он в 1491 году разрешил ордену Мевлеви поселиться в семте Тюнель, на склоне Галатского холма. Позже их текке возникли в Йеникапы и Бешикташе.

Кроме того, султаны заботились об обители последователей Руми в Конье. Баязид II богато украсил тюрбе поэта. Селим I даровал текке множество вакфов. Сулейман I приказал обложить мрамором гробницы Руми и Султана Валада, а также возвести для дервишей мечеть и помещение для ритуальных танцев. Мурад II велел построить обитель тариката Мевлеви в стамбульском районе Галатасарай.

Иногда дервиши оказывались в немилости у падишахов – впрочем, это случалось редко, поскольку мевлеви не стремились к власти. Так, Мурад IV был сторонником «чистого» ислама, но не вступил в конфронтацию с суфийскими орденами. Бывали случаи, когда суфиев пытались втянуть в политические интриги – например, в 1658 году во время мятежа в Анатолии некоторые бунтовщики переоделись в одежду мевлеви. Чтобы отличить лже-дервишей от настоящих членов тариката, паша, посланный султаном Мехмедом IV в Конью, приказал читать вслух поэму Руми «Маснави» и играть на флейте. Часть дервишей закружилась в ритуальном танце, а другая часть застыла в недоумении – тем самым переодетые мятежники выдали себя.

В эпоху Танзимата государство контролировало суфийские ордена, однако контроль сводился к материальной поддержке и попыткам добиться назначения на должность главы тариката или текке человека, угодного правительству. В 1925 году все суфийские братства в Турции были законодательно запрещены. Дервишеские обители опустели, и только мевлеви не подверглись преследованиям. Обитель в Конье, где похоронены Руми и Султан Валад, превратили в музей; возле нее восстановили целый комплекс исторических зданий. Власти снисходительно относились к мевлеви: их ритуальные вращения более не исполнялись публично, но проводились в частных домах. В середине 1950-х годов танцы дервишей объявили частью турецкого культурного наследия и разрешили исполнять для развлечения туристов.

Западные путешественники проявляли к мевлеви неослабевающий интерес. Турецкое правительство наделило мевлеви статусом артистов и в 1970-х годах организовало их заграничные гастроли с целью познакомить мировую общественность с турецкой культурой. Сегодня любой турист может посетить выступление «вращающихся дервишей» – для этого надо приехать в центр культуры и искусства Ходжа-паша (недалеко от вокзала Сиркеджи) либо в старейшую суфийскую обитель Стамбула – Галату Мевлевиханеси в Бейоглу, основанную еще в 1491 году шейхом Мехмедом Деде.

Третьему дервишескому ордену – Бекташи – повезло гораздо меньше, чем братству Мевлеви; он был уничтожен в 1826 году по приказу Махмуда II. Тарикат имел древнюю историю: его учредил в XIII веке шейх Хаджи Бекташ – прославленный суфий из Хорасана. По легенде, шейх остановился перед строем молодых турецких солдат, поднял руку над головой одного из них и провозгласил: «Да будете вы йени чери!» (тур. yeniçeri – новый воин). Так Хаджи Бекташ с высочайшего позволения султана Мурада I стал духовным отцом «нового воинства» – элиты османской армии, свирепых янычар, которые кровью вписали память о себе в историю Европы и Ближнего Востока.

О связях янычар с дервишами ордена Бекташи свидетельствовало не только напутствие шейха «проявлять мужество в сражениях и не знать поражений»; не только соседство суфийских обителей и янычарских казарм в Топхане; но и головной убор воинов – кече (войлочный колпак со свисающим сзади куском ткани). Ткань напоминала широкий рукав халата Хаджи Бекташа, который в XIII веке во время благословения опустился на голову юного солдата.

По утверждению Мантрана, янычары и суфии достигли столь полного единства, что в армии их оджак[433] называли оджаком бекташей. Когда новый баба (глава бекташей) вступал в должность руководителя ордена, то по прибытии в Стамбул он первым делом представлялся не великому визирю, но аге (командиру) янычар. Ага увенчивал голову суфия тюрбаном бекташей – и лишь потом сопровождал его в резиденцию великого визиря. После этого протокольного посещения баба возвращался к янычарам и гостил у них, пока обязанности главы ордена не призывали его в «материнский дом» бекташей, построенный возле могилы Хаджи Бекташа в Анатолии, между городами Кыршехир и Кайсери.

Британский историк Дэвид Николле отмечает, что зачастую бекташи добровольно отправлялись на войну, сражаясь бок о бок со «львами ислама», как называли янычар. Члены тариката духовно окормляли «новых воинов» – и спустя 400 с лишним лет совместного существования разделили их судьбу. К первой половине XIX века личная гвардия султана представляла опасность для него самого – поэтому уничтожение оджака стало для Махмуда II вопросом жизни и смерти.

Глава 13

Рабы султана

Здоровье – от Аллаха, жалованье – от падишаха.

Османская пословица

В Османской империи не было родовой аристократии – вместо нее действовала система рабства, характерная для восточных деспотий. По замечанию американского мифолога Джозефа Кемпбелла, на Востоке царит уверенность в том, что человек должен срастись с отведенной ему социальной ролью. Когда все обязанности, соответствующие этой роли, исполнены, ее носитель исчезает – растворяется, словно капля, в океане всеобщего. Вследствие такого мировоззрения статус раба рассматривался как естественный. В сказках «Тысячи и одной ночи» есть сюжет: хозяин отпускает невольника – но тот не хочет уходить. В стамбульской любовной песне XVIII века поется:

Купи меня, мой повелитель.

Возьми меня, если думаешь, что я способна тебе угодить.

Если же ты в сомнении считаешь меня фальшивой монетой,

Так пускай меня проверит шераф.[434]

«Раб – тот, у кого нет своих рабов», – гласит арабская пословица. Бог в Коране именуется «Ар-Рабб» (

араб.) – «Господь» (Коран 1:2, 6:45, 10:10 и др.). В широком смысле слово «ар-рабб» обозначает хозяина человека или вещи, которому служат и от которого получают пропитание, – т. е. рабовладельца. Поэтому мусульмане называют себя рабами Аллаха.

У рабства на Востоке есть важный нюанс, отсутствующий в западной культуре. Шариат запрещает мусульманам порабощать друг друга – в Средние века это, как правило, означало смерть мусульман, попавших в плен к своим единоверцам. Так, в 1473 году Мехмед II казнил 6200 воинов Узун Хасана[435] – почти по 500 человек в каждом из 12 анатолийских городов на обратном пути из Отлукбели в Стамбул. В 1514 году после Чалдыранской битвы Селим I приказал предать смерти всех пленных персов. Амичис предполагает, что рабство и деспотизм у турок в крови. Наблюдая за посетителями стамбульских кофеен, он отметил, что турки сидят абсолютно неподвижно, и лица их невыразительны – это сродни покорной меланхолии раба или холодной гордости деспота.

Рабство у османов можно было уничтожить на практике, прекратив поставки невольников и остановив торговлю ими. Для обозначения этого процесса применялся эвфемизм «закрытие врат рабства» («sedd-i bab-i rıkkiyet»). «Подобные фразы всегда применялись в контексте борьбы с работорговлей, но отмена рабства как абстрактного юридического статуса никогда не имелась в виду, – пишет турецкий историк Хакан Эрдем. – Рабство в Высокой Порте как юридический статус так и не было отменено».

Для западного человека отмена рабства представляет собой прогрессивный шаг, но на Востоке мыслят иначе. Мантран апеллирует к титулу османского султана и халифа – представителя Аллаха на земле и полновластного господина своих подданных, которые – все до единого – считались его рабами. В наибольшей мере это относилось к придворным и личному составу армии – т. е. к людям, по долгу службы окружавшим султана в годы войны и мира. Их называли «капыкулари» или «капыкулу» (тур. kapıkulari – слуги Порты; kapıkulu – государевы рабы). Этот термин охватывал всех чиновников и военных, являвшихся султанскими слугами, – от высокопоставленного вельможи до рядового янычара. Их судьбы зависели от настроения повелителя.

Карлики предназначались для увеселения падишаха, его вельмож и наложниц. Они даже присутствовали при родах султанских детей – считалось, что, веселя одалисок, лилипуты помогают им разрешиться от бремени. В Османской империи существовал аналог «девушки из торта» – карлик