отзывались об этом французском авантюристе как о «человеке с большими способностями к военному делу, совершенно беспутном и большом разбойнике». Казанова, навестивший новоиспеченного султанского подданного в его стамбульском особняке, вспоминал, что в шкафах графской библиотеки вместо книг стояли ряды винных бутылок.

Бонневаль получил придворный чин, назвался Ахмедом-пашой и принял ислам. Махмуд I разрешил графу пить алкоголь и позволил выписать из Европы штат поваров. В архивах Топкапы сохранились портреты французского аристократа в одежде оттоманского сановника. Несмотря на неоспоримые привилегии, Бонневаль жаловался Казанове: «Единственная индульгенция, которую я испрашивал и получил, это освобождение от обрезания… в моем возрасте эта операция могла бы быть опасной».

Янычарам сразу не понравился новый советник Махмуда, и они выступили против военной реформы. Бонневаль успел рассориться с султаном и был изгнан в отдаленный район империи, где и умер в 1747 году. Конфликт падишаха со «львами ислама» сказался на итогах неудачных для Порты войн с Ираном в 1731–1735 годах и 1741–1746 годах. Янычары понимали, что Махмуд ищет замену их оджаку.

13 декабря 1754 года Махмуда I сменил Осман III. Он провел в ка-фесе полвека, ненавидел музыку и женщин, за три года правления казнил семь великих визирей и скоропостижно скончался от инсульта, о чем никто особенно не пожалел. Его преемник Мустафа III зарекомендовал себя как осторожный и дальновидный политик. Он пытался обновить армию и государственный аппарат, но столкнулся с упрямством янычар и не сумел преодолеть глубокий системный кризис, поразивший Высокую Порту на заре XVIII века. При следующем султане Абдул-Хамиде I экономическое положение Османской империи оказалось настолько плачевным, что янычарам перестали выплачивать жалованье.

Это было смертельно опасно: еще в 1585 году Мурад III провел девальвацию акче. Курс османской валюты по отношению к венецианскому дукату (денежной единице, на которую равнялись в Порте) вырос в 2 раза (с 60 до 120 акче за дукат) – но жалованье оджака осталось прежним. В 1589 году «львы ислама» восстали и потребовали увеличения денежного довольствия и смерти для нескольких финансовых чиновников. Мурад III был вынужден подчиниться.

С конца XVI века оджак регулярно бунтовал по экономическим причинам. Девальвация стала для османского государства бомбой замедленного действия: убытки от чеканки денег по пониженному стандарту могли компенсироваться только военной добычей, но войны Порты уже не были победоносными. Империя попала в замкнутый круг – и теперь, во второй половине XVIII века, «львы ислама» вновь угрожающе роптали и с плохо скрываемым недовольством присматривались к новому монарху – Селиму III.

Неприязнь была взаимной. Селим III получил от своих предшественников ослабленное государство, пустую казну, проблемы с оджаком и очередную Русско-турецкую войну, которая завершилась в январе 1792 года подписанием Ясского мирного договора – крайне невыгодного для османов. Злоключения Селима продолжались: летом 1798 года начался Египетский поход Наполеона Бонапарта. 2 июля его армия высадились на побережье Средиземного моря возле Александрии – и Порта оказалась втянута в войну с Францией. По мнению немецкого историка Юргена Остерхаммеля, вторжение Наполеона в Египет поколебало политическую систему его сюзерена – Османской империи. Учитывая эти события, султан смог приступить к задуманным реформам только в 1802 году.

Планы у Селима были наполеоновские. Падишах намеревался провести низам-и джедид – серию преобразований, направленных на модернизацию и вестернизацию вооруженных сил. Концепция реформы содержала положения, принципиально новые для Порты: учреждение призывной системы и мобилизационного резерва, создание оборонной промышленности и т. д. Планировалось, что эти меры будут сопровождаться приглашением западных военных консультантов, а также закупкой современного оружия и военной техники.

Старая турецкая армия не выдерживала никакой критики. Звучит странно, но нехватка людей была вечной проблемой османских вооруженных сил. В отличие от европейских держав, Порта не имела налаженной рекрутской системы, – ибо многие категории населения освобождались от службы. Среди них: немусульмане (с 1865 года они должны были призываться в армию, но на практике платили налог), жители священных городов Мекки и Медины, жители Стамбула и окрестностей, улемы и ученики религиозных школ, представители ряда профессий (судьи, полицейские и др.), кочевники, а также население отдельных исторических областей (например, Йемена и Ливии). Кроме того, мусульманин мог избежать службы, доказав, что он является единственным кормильцем в семье либо официально откупившись.

Дезорганизованная рекрутская система была традиционной для Османской империи. В 1915 году младотурки старались мобилизовать как можно больше людей, включая жителей столицы, студентов медресе, проваливших экзамены (последние устраивали в Стамбуле протесты) и т. д.; однако удалось поставить под ружье всего лишь 4 % населения Порты. Для сравнения – в том же году Франция мобилизовала 10 % населения.

Призывная система была не единственным слабым звеном турецкой армии. Канадский историк Вирджиния Аксан пишет, что, несмотря на существенные изменения в логистике, стратегии и тактике, османы продолжали передвигаться по-старому – с огромными обозами и большим количеством людей. Османские военные лагеря конца XVIII века напоминали пчелиные ульи. Бывали случаи, когда крупные сановники без особой надобности сопровождали в походах султана или великого визиря, в то время как их подчиненные оставались в Стамбуле и были предоставлены сами себе. В армии ощущалась острая нехватка офицерского состава: нередко на офицерские должности назначали гражданских чиновников – лишь бы заполнить имеющуюся брешь.

Политика Мустафы III, избегавшего конфликтов, с одной стороны, была оправдана слабостью империи, но с другой – 10 лет мира означали полный крах системы рекрутского набора. Западная военная наука и техника стремительно развивались, вторая половина XVIII века была важным этапом формирования современных европейских армий. Порта его пропустила – и в результате катастрофически отставала от ведущих держав Европы.

Оттоманская империя стала заложницей ситуации: любой вариант ее поведения означал гибель. В 1768 году, объявив очередную войну России, османы были к ней абсолютно не готовы. Последующие два десятилетия кровопролитных битв свели на нет все результаты реформ и остановили и без того медленное экономическое возрождение Порты. С 1760 по 1800 год цены выросли втрое, и дефицит государственного бюджета стал нормой. Османская империя регулярно прибегала к принудительным займам от своих аянов[436] и конфисковывала их имущество для финансирования боевых действий.

В таких условиях Порта менее всего нуждалась в неэффективном и плохо управляемом янычарском корпусе. На смену буйному оджаку должна была прийти профессиональная армия (низам-и джедид) – и у ее истоков стояли не экзальтированные бекташи, а маршал Франции, герой Наполеоновских войн Орас Франсуа Бастьен Себастьяни де Ла Порта.

Реформы Селима III сопоставимы с реформами Петра I. Оба монарха наполняли казну за счет увеличившихся налогов и конфискованного имущества непокорных феодалов, направляли молодых дворян на обучение в Европу, покровительствовали наукам и искусствам, обращались к западным специалистам. Разница лишь в том, что реформы Петра I имели место на рубеже XVII–XVIII веков. Османы опоздали с жизненно важными преобразованиями на 100 лет. В XVIII веке Порта потерпела ряд поражений от России, потеряла часть черноморского побережья и Бессарабию – что осложнило и без того непростую ситуацию на Балканах и спровоцировало восстания в Сербии и Валахии.

Авторитет Селима III неуклонно падал. Реформаторская деятельность и тесные контакты с европейцами отнюдь не прибавили падишаху популярности. Весной 1807 года шейх-уль-ислам, бывший ярым врагом прогрессивных изменений, издал фетву[437] против проводимой султаном модернизации – и 25 мая 1807 года в Стамбуле вспыхнуло восстание под руководством выходца из городских низов Кабакчи Мустафы. Янычары захватили столицу и отправили султана в кафес. Новым правителем провозгласили Мустафу IV.

Селим прожил в кафесе год, пока в июле 1808 года рущукский аян Алемдар Мустафа-паша Байрактар не собрал войско и не двинулся в Стамбул, дабы вернуть трон опальному монарху. В ночь на 28 июля мятежники при поддержке оджака начали штурм Топкапы. Испугавшись, падишах велел убить Селима и своего младшего брата, шехзаде Махмуда.

Селима III закололи кинжалом, но Махмуду удалось спрятаться – шехзаде нашелся после того, как повстанцы вместе с янычарами ворвались в Топкапы, и Байрактар арестовал Мустафу IV. «Львы ислама» заперли свергнутого монарха в кафесе и объявили Махмуда новым султаном. Однако уже в ноябре 1808 года оджак снова поднял мятеж, чтобы вернуть престол Мустафе. Во время городских беспорядков погиб Байрактар, произведенный Махмудом в великие визири, – аян сгорел в собственном доме, подожженном янычарами. Несмотря на царившие в Стамбуле ужас и панику, бунт не удался: Махмуд